При свете зарниц - Аяз Мирсаидович Гилязов

Май-эби закопошилась, норовя слезть с тележки, но это ей оказалось не под силу.

– Гибадулла-абый, проезжайте своей дорогой, бабушка больна, – сказала Арзу.

– Вон как! – удивился Чулак. – Не думал я, что ты так скоро сдашься! Посадили, значит, тебя на трон и везут, а куда везут? Хабибрахман – хитёр, ему твой дом приглянулся, ведь твой дом – самый первый в ауле! Вот чего он добивается. Ты же сама знаешь, какой он строитель, – только ломать, ха-ха-ха!..

Я поднял с земли крепкую палку и как следует стукнул лошадь Чулака. Лошадь дёрнулась, понеслась вскачь, а Чулак опрокинулся в телегу и стал безобразно ругаться.

Мы поехали дальше. Бабушка, прижимая свой красный узелок к груди, уныло молчала. Молчали и мы с Арзу.

Да, изба Хабибрахмана вовсе не новая, это верно, но думать, что он зарится на новый дом Май-эби, – это глупость и клевета, а больше ничего!..

Так-то оно так, но готова новая сплетня!..

9

Первые недели октября стояли сухие и ветреные, и нас, старшеклассников, на несколько дней отправили на молотьбу. Молотили громадную скирду гороха, а потом возили гороховую солому к овечьим фермам. Мы с Рафгатом работали вместе, а на работе он особенно азартный, бежит туда, где всего трудней, и везде поспевает, и всем хочет помочь.

А тут дошла и до нас очередь пасти стадо. А порядок пасти такой установился: один пастух с Нижнего конца, другой – с Верхнего. Я всё гадал-считал: кто же со мной попадёт? И вот оказывается, что выпало мне пасти с Рузилёй! Рафгат чуть не умер от зависти.

Рузиля оказалась девушка расторопная, везде поспевает, коров своего конца знает чуть ли не по кличкам. И дело у нас пошло хорошо. Да и погодка выдалась, даже солнышко пригревало. Казалось, и день пролетит незаметно.

Да не тут-то было! Когда коровы наелись, то спокойно легли, и всё. Но козы, эти бородатые шайтаны, побрели в разные стороны. И на них не было никакой управы. Мы с Рузилёй с ног сбились, бегая за ними, охрипли и вконец замучились. И вот уже скоро надо скотину домой гнать, а в Кудрявом кустарнике возле дороги стадо у нас опять разбрелось. Рузиля совсем утомилась. Да и у меня ноги подгибаются. Я снял стёганку и лёг отдохнуть немного, а Рузиля рядом села. Не заметил, как и задремал. Даже сон увидел: будто плыву на лодке, да не один, а с Арзу…

Вдруг трясёт меня Рузиля:

– Искандер, Искандер!..

– Что такое? – я вскочил и тру глаза.

– Никак волки!..

Я схватился за толстую суковатую палку.

Коровы, козы и овцы сбились на поляне и в испуге смотрят куда-то в лес. Я, конечно, испугался тоже, но перехватил покрепче палку и направляюсь туда, куда животные смотрят. А место топкое, сырое, там и речка недалеко. Рузиля за мной идёт… А тут вдруг со скотиной что и сделалось: овцы бросились в одну сторону, козы – в другую, а коровы, задрав хвосты, кинулись врассыпную, и только кусты затрещали. Такое бывает в летний зной, когда скотину доймут слепни, и она взбесится, несётся куда попало. Но ведь сейчас нет слепней!..

Всё-таки кое-как собрали и погнали домой. Сами злые, уставшие, скотина какая-то бешеная, шарахается от своих ворот. Ну, думаю, будет нам трёпка! Когда дотащился до дому, мама под навесом уже доила корову.

А вот корова Арзу, оказывается, не пришла! Хабибрахман-абзый оседлал лошадь и поехал, сгорбившись. Было понятно, куда он отправился в такой поздний час.

– Что там случилось? – спросила мама.

Я только руками развёл.

Всю ночь не затихал ветер. Казалось, он хотел сдвинуть с места всё, что только можно было сдвинуть. Ухало на чердаке, выло в печке, а у меня перед глазами беспрестанно маячили задранные коровьи хвосты, очумевшие овцы, летящие, как снаряды, сквозь кусты…

Долго не затихали на улице и голоса людей, зазывавших во дворы пеструшек, бурёнок, и я от досады готов был провалиться сквозь землю…

Утром к нам пришла Арзу.

– Сегодня меня вызвали на пленум райкома, – сказала она. – Из Ленинграда привезли пятьсот эвакуированных детей, будем их устраивать…

– А уроки?

– Вместо моих уроков будут другие.

– Пришла ваша корова? – спросил я.

– Придёт, куда она денется…

Но вскоре оказалось, что их корова уже не придёт никогда. И первой об этом узнала сама Арзу. Когда она ехала в тарантасе по дороге вдоль того самого злополучного Кудрявого кустарника, лошадь стала плохо слушаться вожжей и в одном месте встала как вкопанная. Арзу сошла с тарантаса и пошла к кустам сломить вицу, чтобы погонять лошадь. И только она стала ломать, как среди кустов увидела голову своей коровы. Голова была посажена на кол, а к рогу была привязана такая безграмотная записка:

«Пусть будет сладким твоя молока, Быржин!»

На другой день рано утром Рузиля привела к воротам Хабибрахмана свою корову.

– Это я виновата, – сказала она со слезами. – Возьмите!..

Хабибрахман-абзый огромной своей ладонью погладил Рузилю по золотистой голове и сказал:

– Нет, доченька, нет… Ты не виновата, никто не виноват. Видно, судьба такая…

В аул приехал следователь. Эта новость сама по себе была неожиданна и страшна, а когда людей стали вызывать в контору на допрос, то сами дома, кажется, присели от страха и беспокойства. Вызывали и нас с Рузилёй, но что мы могли сказать, кроме того, что скотина взбесилась? А почему – кто знает. Может быть, волки… Никаких людей мы не видели, волков тоже не видели.

Следователь был молодой парень по фамилии Асылов. Он пробыл в нашем ауле дня три, и всякий раз, как я видел вместе с Асыловым Арзу, у меня сжималось сердце. Да и Рафгат в эти дни ходил какой-то встревоженный, взволнованный. О чём бы мы ни заговорили, всё сводилось к этой злополучной корове. И он выспрашивал у меня всякую мелочь, даже такую, на какую и следователь внимания не обращал. И я так доверился ему, что рассказал не только то, что я задремал, да и Рузиля, судя по всему, задремала, но рассказал и то, о чём дал себе клятву не рассказывать ему: о порче, о встречах у колодца, о стычках с Чулаком.

– Почему ты обо всём этом не рассказал следователю? – сурово спросил он, и глаза его превратились в две чёрные бритвы.

– Что я мог ему рассказать? – возразил я, начиная сердиться на него.

– Мне ведь отлично всё рассказал! Рассказал бы всё это и ему! Надо немедленно арестовать Маулиху и прижать её пушистый хвост!