Любовные и другие приключения Джакомо Казановы, рассказанные им самим - Джакомо Казанова

все, кроме насмешек в третий день, было у него возвышенным. Но обиженному всегда кажется, что он прав. Потомки, читая сие, верно, причислят меня к сонму зоилов[146], а теперешнее оправдание останется незамеченным. Но ежели встретимся мы с ним в царстве Плутона, освобожденные от земной нашей язвительности, то, полагаю, не будем в обиде друг на друга. Я принесу ему искренние мои сожаления и пребуду искренним его почитателем.

Часть ночи и почти весь следующий день потратил я на то, чтобы записать мои разговоры с Вольтером, составившие чуть ли не целый том. Здесь же я привожу оные лишь в сокращенном виде. На следующий день я уже обедал в Эксе, намереваясь заночевать в Шамбери. Судьба, однако, решила иначе.

XXIV

Решительность спасает меня

1760 год

Экс в Савойе – это отвратительное место, куда минеральные воды привлекают к концу лета хорошее общество – обстоятельство, дотоле мне неизвестное. Я спокойно отобедал и собирался уже ехать далее в Шамбери, как вдруг в зале появилась толпа людей, привлекших мое внимание своей веселостью. Я разглядывал их и лишь наклонением головы отвечал на поклоны некоторых. По разговорам я вскоре понял, что все они приехали сюда на воды. Ко мне подошел человек благородной и внушительной осанки и с отменной вежливостью спросил, не направляюсь ли я в Турин. Я ответствовал, что еду в Марсель.

Подали обед, и все сели за стол. Я приметил нескольких весьма милых дам, а также кавалеров, походивших на их супругов или любовников. Мне показалось, что здесь можно будет развлечься, поскольку все говорили по-французски с непринужденностью лучшего общества, и я понял, что ежели мне предложат остаться, то вряд ли сумею отказать, по крайней мере на один день.

Хоть я уже и отобедал, кучер не мог ехать ранее чем через час, а посему я счел уместным подойти к одной красивой даме и сделать ей комплимент по поводу благотворного действия экских вод, о чем свидетельствовал ее аппетит, возбуждавший желание следовать оказываемому примеру.

«Ловлю вас на слове, сударь, – с живостью отвечала она, мило улыбаясь, – извольте доказать это на деле».

Я уселся рядом, и она передала мне порядочный кусок только что поданного жаркого, который был съеден мною с такою легкостью, словно мне пришлось поститься несколько дней.

Кто-то из присутствующих заметил, будто я занял место аббата, но ему возразили, что аббат уехал полчаса назад. «Как – уехал? – вмешался в разговор третий. – Ведь он собирался пробыть здесь неделю». После этих слов собеседники понизили тон и перешли на шепот. Отъезд какого-то аббата не представлял для меня ни малейшего интереса, и я продолжал есть и разговаривать. Стоявший за моим стулом Дюк подал шампанское, которое я предложил даме, и она не отказалась. Тогда все общество также потребовало шампанского. Видя, что соседка моя становится все веселее и веселее, я принялся напевать ей любезности и спросил, всегда ли она относится с таким недоверием к тем, кто хочет оказать ей внимание. «Но их столь много, что всегда находятся такие, ради которых не стоит беспокоиться!» – последовал ответ. Эта красивая и остроумная женщина пришлась мне по вкусу, и я искал подходящий предлог, дабы отсрочить свой отъезд. Случай и на этот раз помог мне самым лучшим образом.

– А ведь место освободилось весьма кстати, – заметила сидевшая рядом с моей красавицей дама.

– И вправду. Мой прежний сосед только наводил на меня скуку.

– А что, у него был дурной аппетит? – спросил я.

– Ба! У игроков аппетит на одни деньги.

– Как правило, да. Но вы обладаете исключительной способностью – я, к примеру, до знакомства с вами никогда не обедал дважды за один день.

– Это лишь ради оригинальности. Уверена, сегодня вы не притронетесь к ужину.

– Предлагаю пари.

– С удовольствием. Проигравший платит за ужин.

– Согласен.

Все захлопали в ладоши, а моя очаровательная соседка покраснела от удовольствия. Я тут же велел Дюку предупредить возницу, что не поеду ранее завтрашнего дня.

– Заказывать ужин буду я, – сказала мне дама.

– Разумеется, поскольку вам придется платить. Мое дело – есть не меньше вашего, и пари выиграно.

К концу обеда тот самый человек, который первым заговорил со мной, потребовал карты и составил небольшой банк фараона, как я того и ожидал. Он выложил перед собой двадцать пять пьемонтских пистолей[147] и некоторое количество серебра, дабы развлечь дам. Весь банк не превышал сорока луидоров. В первую талию я оставался зрителем и удостоверился, что банкомет играл вполне благородно.

Когда он приготовлялся ко второй талии, красавица спросила, почему я не играю. Я шепнул ей на ухо, что она лишила меня аппетита к деньгам, и за сей комплимент мне была подарена очаровательная улыбка.

После таковой декларации можно было начать игру, за две талии лишившую меня сорока луидоров. Когда я встал со своего места, банкомет весьма любезно посочувствовал моему невезению. Я отвечал, что это безделка, но не в моих принципах рисковать деньгами, превосходящими банк. Меня спросили, известен ли мне некий аббат Жильбер. «Я знал человека с таким именем в Париже. Это лионец, который задолжал мне свои уши. И я непременно отрежу их, где бы мы ни встретились». Спрашивающий ничего не ответил, равно как и остальные не сказали по сему поводу ни слова, из чего я заключил, что названный аббат и был тем самым, чье место я занял за столом. По-видимому, он заметил меня и поспешил спастись бегством. Это был мошенник, коего я принимал в своем загородном парижском доме и которому доверил кольцо, стоившее мне пять тысяч голландских флоринов[148]. На следующий же день после этого пройдоха скрылся.

Когда все вышли из-за стола, я спросил Дюка, хорошо ли нас поместили. «Отнюдь нет, извольте посмотреть сами», – отвечал он и проводил меня к находившейся в ста шагах гостинице, где я увидел комнату, единственным украшением которой были четыре старые стены. Все остальные номера оказались заняты. Я с горячностью пожаловался хозяину, но не услышал в ответ ничего утешительного: «Это все, что у меня осталось. Но я велю принести сюда хорошую кровать, стол и стулья».

Пришлось удовольствоваться предложенным за отсутствием лучшего.

– Ты будешь спать в моей комнате, – сказал я Дюку, – найди себе кровать и позаботься о багаже.

– А как вам понравился этот Жильбер, сударь? – спросил мой испанец. – Я узнал его слишком поздно, когда он уезжал, иначе не отказал бы себе в