Красный газ. Россия и возникновение энергетической зависимости Европы - Пер Хогселиус

что они оказались в большей зависимости от советского природного газа. Иранская, советская и западноевропейская стороны выступили с совместным заявлением, в котором заключенная между ними сделка называлась «прекрасным примером плодотворных дружеских отношений и сотрудничества государств с различными политическими, экономическими и социальными системами». Теперь оставалось только понять, какое влияние окажет эта договоренность на энергетическую безопасность Западной Европы[31].

Кремль сомневается

Противники иранской сделки доказывали, что проект в конечном счете вдвое усилит уязвимость Европы, поскольку импорт будет теперь зависеть от бесперебойных поставок газа как из Ирана в СССР, так и из СССР в Западную Европу. Министр экономики Германии Г. Фридерикс, отстаивая главную роль ФРГ в этом проекте, доказывал, что ни Иран, ни Советский Союз никакой выгоды не получат от того, что транснациональная газовая инфраструктура будет простаивать. Так, в частности, Ирану, который обязался разместить на своей территории (и соответственно оплатить) главные компоненты системы, еще в течение многих лет придется продавать огромные объемы природного газа, прежде чем окупятся инвестиции на создание газовой инфраструктуры. У правительства ФРГ не было никаких сомнений в том, что «Иран будет неукоснительно выполнять взятые на себя обязательства по контракту»[32].

В соседней Австрии отмечали, что в результате иранской сделки у ÖMV появится несопоставимо больше возможностей получить доступ к импорту природного газа, благодаря чему компания сможет увеличить свои объемы продаж не менее чем на 42 %. Однако в местных средствах массовой информации эта сделка подверглась жесткой критике. Одной из причин было осознание того, что пошли насмарку все усилия Австрии и в целом европейского консорциума, направленные на диверсификацию источников поставок природного газа за счет импорта из Алжира. А это означало, что Австрии теперь суждено оставаться в полной зависимости от поставок газа из-за железного занавеса. Критики иранского проекта также утверждали, что, хотя до сих пор поставки и были бесперебойными, Австрия неизбежно станет уязвимой перед проблемами, которые могут возникнуть при импорте газа с Востока, поскольку у нее подходят к концу запасы собственного газа, игравшие до этого роль весьма надежного буфера. Генеральный директор компании ÖMV Л. Бауэр постарался ответить на эту критику, указав на то, что импорт газа является частью более широкой программы импорта энергоресурсов. Он привел в пример тот факт, что «вся сырая нефть импортируется [в Австрию] через Триест».[33] Смысл его аргументации состоял в том, что импорт нефти и импорт газа в Австрию происходили независимо друг то друга, но оказывали положительный эффект на энергетическую безопасность страны в целом.

Иранская сделка вызывала определенное беспокойство и у СССР. Фактически согласно транзитному соглашению Советский Союз брал на себя экспортные обязательства, которые по масштабности практически совпадали с престижным для страны проектом «Союз». Теперь, для того чтобы выполнить эти обязательства, Мингазпрому придется увеличить объем экспорта природного газа в Западную Европу как минимум на 47 %. Кроме того, СССР должен будет ежегодно поставлять п млрд кубометров природного газа в рамках заключенного ранее двухстороннего экспортного соглашения. Судя по прежнему опыту, столь значительное масштабирование экспорта станет непростой задачей.

Главный вопрос долгосрочной стратегии состоял для СССР в том, насколько полезным будет дальнейшее увеличение объемов экспорта газа. Разумеется, партийное руководство страны и, в частности, ведомства, связанные с внешней торговлей, видели серьезные экономические выгоды в крупномасштабных поставках природного газа в страны Западной Европы. Как и раньше, они считали, что это дало бы и новые политические возможности, хотя этот вопрос не был до конца очевидным. Однако не было согласия по поводу того, что выгоды от расширения экспорта природного газа перевешивают затраты, риски и потенциальные проблемы, которые уже не раз становились головной болью Мингазпрома и Миннефтегазстроя, всеми силами пытавшихся выполнить свои контрактные обязательства. Бесследно не прошли экстремальные сложности, возникшие в начале 1970-х гг. в связи со строительством и эксплуатацией экспортной инфраструктуры. Министр газовой промышленности СССР С. Оруджев, пришедший из нефтяной промышленности, став преемником А. Кортунова был шокирован тем, насколько беспорядочно происходило становление газовой промышленности. Несбалансированность этого процесса продолжала ощущаться до сих пор. Многие газопроводы, построенные в спешке и в весьма сложных условиях, функционировали неэффективно, и им более-менее постоянно требовался ремонт или техническое обслуживание. Повреждения труб и взрывы на линиях, а также вечные проблемы с поддержанием в рабочем состоянии компрессорных станций были частью повседневной жизни Мингазпрома и его инженеров. Оруджева приводили в бешенство низкая производительность труда рабочих и явные ошибки разработчиков и проектировщиков, а также органов планирования[34].

Более того, попытки освоения богатых газовых ресурсов Сибири и транспортировка природного газа в европейскую часть страны на расстояния в тысячи километров оказались намного более трудоемкими и дорогостоящими, чем изначально предполагалось. Нашли подтверждение опасения тех представителей советской элиты, в частности председателя Госплана Н. Байбакова, которые в 1960-х гг. выступали в защиту более консервативной сибирской стратегии. В связи с реализацией планов, направленных на перенос центра добычи советского природного газа из Украины в Сибирь, и увеличением доли природного газа в поставках первичной энергии в целом за пятилетний период с 1971 по 1975 г. средние затраты на добычу одного кубического метра газа увеличились на 120 %. Кроме того, терялись огромные объемы газа при добыче на месторождениях, при транспортировке по газопроводам, а также в результате неэффективного его использования.[35]

В такой ситуации Оруджев стал выступать за более умеренные темпы развития газовой промышленности в будущем. Он даже призывал к разработке «долгосрочных планов постепенного сокращения использования природного газа в качестве котельного топлива, поскольку его объемы ограниченны и он слишком дорого стоит для того, чтобы использовать его на такие цели». Использование газа следует ограничить только теми областями, где он действительно нужен, такими как химическая и нефтехимическая промышленность. Другие сторонники стратегии умеренного развития, в первую очередь научное сообщество во главе с влиятельной Академией наук СССР, утверждали, что самым разумным и экономически правильным было бы оставить сибирский газ для потребления в энергоемких областях промышленности самой Сибири. Это во многом устранило бы необходимость прокладки трубопроводов в европейскую часть страны, а также способствовало бы недопущению преждевременного истощения гигантских газовых месторождений Сибири. С рациональной научной точки зрения казалось слишком расточительным использовать такое высококачественное топливо, как природный газ, в секторах экономики, где вполне можно было бы обойтись углем и атомной энергией, особенно при выработке электричества. Такой подход разделяли и представители недавно появившегося в СССР движения за защиту окружающей среды. Они доказывали, что строительство сибирского газопровода «наносит вред крайне ценным лесам, пастбищам оленей и