Красный газ. Россия и возникновение энергетической зависимости Европы - Пер Хогселиус

Гораздо более сложной оказалась еще одна проблема. Как выяснилось, у участников переговоров были разные представления о том, когда можно начинать поставки газа с Ямала. Советская сторона, которая до сих пор сомневалась, стоит ли ей вообще приступать к этому проекту, проинформировала своих западноевропейских партнеров, что хотела бы назначить старт на 1983–1984 гг. Консорциум же надеялся подождать и начать импорт в 1988 г. Решение проблемы самым неожиданным образом ускорилось благодаря драматическим политическим событиям, которые произошли в Иране. К осени 1978 г. стало очевидно, что у южного соседа Советского Союза началась исламская революция. Это имело непосредственные последствия для международных энергетических отношений. Нефтяную промышленность Ирана преследовали непрекращающиеся крупные забастовки, что, в свою очередь, вело к резкому сокращению добычи нефти и прекращению ее экспорта[47].

Поскольку экспорт природного газа из Ирана в СССР зависел от добычи попутного газа на нефтяных полях, революционные события остановили работы на трубопроводе IGAT. Более того, политический хаос сорвал реализацию трехстороннего ирано-советско-западноевропейского транзитного проекта. Было прервано строительство новой экспортной инфраструктуры, которое до этого проводилось более-менее в соответствии с графиком. Новый исламский режим во главе с аятоллой Хомейни дал недвусмысленно понять, что считал цены, согласованные правительством шаха, слишком низкими. В июне 1979 г. новый президент Национальной иранской нефтяной компании (NIOC) X. Назих заявил западным журналистам, что новый экспортный газопровод «с вероятностью 90 % построен не будет». Компания решила использовать уже готовые части экспортной структуры для создания внутренней транспортной системы[48].

Переворот в Иране стал шоком для газовой промышленности как в СССР, так и в странах Западной Европы. Иранские события оказали непосредственное влияние на закавказские республики, в связи с тем что нарушились поставки газа с юга. И все же Москва не собиралась идти на поводу у Ирана, требовавшего установления более высоких цен на газ. Вместо этого СССР приступил к реализации ряда проектов по прокладке внутренних газопроводов, по которым можно было бы поставлять газ из южных регионов России и Западного Туркменистана в республики Закавказья. Западная Европа со своей стороны опасалась, что потеря Советским Союзом 10 млрд кубометров газа в год (которые до этого поставляли из Ирана) окажет негативное влияние на возможности Мингазпрома по выполнению своих экспортных обязательств, поскольку газ, изначально предназначенный для экспорта в страны Западной Европы, теперь будет поступать в закавказские республики[49].

Срыв трехсторонней сделки, согласно условиям которой начиная с 1981 г. в Западную Европу должны были экспортироваться 13 млрд кубометров иранского природного газа, не оказал прямого влияния на газоснабжение в Европе или в СССР. Однако этот факт заставил переосмыслить будущее экспорта красного газа на Запад. В материальном выражении Советский Союз планировал организовать ирано-европейский «транзит» благодаря поставкам природного газа из Коми или из Сибири в страны Западной Европы. Для этого Миннефтегазстрой, начиная с момента подписания трехсторонней сделки в ноябре 1975 г., осуществлял значительные инвестиции в расширение сети газопроводов и увеличение числа компрессорных станций по маршруту из Сибири и Коми в самые западные регионы СССР и пограничный пункт в Ужгороде. Так, в частности, финансировалось строительство нового газопровода вдоль магистрали «Сияние Севера». Теперь эти инвестиции казались бессмысленными. В то же время Австрия, Германия и Франция, которые уже подготовились к импорту иранского газа, столкнулись со структурным дефицитом газа в среднесрочной перспективе. Ожидалось, что в ближайшее время этот дефицит будет покрываться за счет газа из других источников[50].

С этой точки зрения то, что ямальский проект уже находился в разработке, было, несомненно, выгодно обеим сторонам. Проект давал возможность СССР использовать «иранскую» экспортную инфраструктуру, в создание которой были вложены значительные средства. Страны же Западной Европы, к своему удовлетворению, обнаружили, что, как сказал генеральный директор ÖMV Л. Бауэр, «существует возможность, что СССР впишется в этот проект в качестве провайдера запланированных согласно контракту поставок газа из Ирана». Председатель правления Ruhrgas Лизен тоже выразил «уверенность в том, что Советский Союз с честью выполнит свои обязательства по поставкам газа», согласованным в иранской сделке. Более того, западные импортеры, которые рассматривали проект по созданию ямальского газопровода как привлекательную замену рухнувшей иранской сделки, теперь хотели получить доступ к ямальскому газу как можно быстрее, не дожидаясь конца 1980-х гг.

Таким образом, иранская революция усилила общий интерес к новому советскому экспортному проекту и помогла разрешить противоречия по поводу времени начала поставок. К тому же в самом Советском Союзе все большую поддержку находила идея о том, чтобы приступить к реальным переговорам с западными странами по поводу строительства ямальского газопровода. Помимо драматических иранских событий нависшая над СССР угроза кризиса добычи нефти также способствовала осознанию того, что единственной альтернативой может стать возобновление переговоров по вопросу экспорта природного газа. Начиная с 1978 г. стремительно взлетевшие производственные затраты и сокращение, впервые за многие годы, объемов экспорта советской нефти подкрепляли точку зрения о том, что рано или поздно природный газ придет на смену нефти в качестве главного экспортного товара. К этому времени у Брежнева уже сформировалась четкая позиция по этому вопросу, и осенью 1979 г было принято окончательное решение разослать крупным западноевропейским газовым компаниям официальные приглашения приехать в Москву на первый раунд переговоров[51].

Противодействие со стороны США

В контексте ямальского проекта возникает интересный вопрос: было ли заранее известно Мингазпрому и Министерству внешней торговли о плане Брежнева по вторжению в Афганистан, приведшему к столь трагическим последствиям? Неудивительно, что декабрьское вторжение 1979 г., которое якобы произошло по «просьбе» нового коммунистического правительства в Кабуле, шокировало весь мир и вызвало международные протесты. В середине января 1980 г. ООН одобрила резолюцию, в которой звучал призыв к выводу советских войск из Афганистана. Возникший кризис заставил США и несколько других стран бойкотировать Олимпийские игры, которые должны были состояться тем летом в Москве. Этот кризис способствовал тому, что произошло обострение холодной войны и по странам Запада с новой силой прокатилась волна антисоветских настроений.

Естественно, Мингазпром и Министерство внешней торговли опасались, что война в Афганистане негативно скажется на готовности Западной Европы продолжать ямальский проект. Однако, поразмыслив, эти ведомства скорее всего пришли к выводу, что какой бы ни была риторика западноевропейских стран, в конечном счете они не позволят геополитической ситуации помешать реализации проекта. Если что-то и можно было почерпнуть из истории с аналогичным вводом войск в Чехословакию в 1968 г., так это понимание, что военная агрессия не особо повлияла на готовность Западной Европы к расширению сотрудничества в области энергетики между Востоком и Западом. Как раз наоборот.