Леонид Брежнев. Опыт политической биографии - Виктор Деннингхаус

«на равных» – представители духовенства удостоены как лояльные советские люди, возглавляющие лояльные религиозные организации, доказавшие государству свою полезность и получившие наконец-то свое законное место в советском обществе.

На приеме по случаю 60-й годовщины Октябрьской революции. Слева направо: Л.И. Брежнев, митрополит Алексий (Ридигер), Патриарх Московский Пимен (Извеков), главный раввин Московской хоральной синагоги Яков Фишман

Москва, 7 ноября 1977

[Из открытых источников]

Зигзаги советской религиозной политики

История советской государственной политики в религиозной сфере насчитывает как минимум четыре точки бифуркации, которые можно классифицировать как повороты или зигзаги, характеризовавшиеся определенной степенью либерализации взаимоотношений между государством и церковными организациями. Три из них непосредственно связаны с именем Сталина. Первый из таких поворотов датируется августом 1923 г., когда партия большевиков объявила об отступлении с позиций нетерпимости по отношению к религии и начале периода относительно мирного сосуществования государства и религиозных организаций в рамках новой экономической политики. Следующий зигзаг пришелся на март 1930 г., когда после первого штурмового натиска коллективизации ЦК ВКП(б) осудил практику «администрирования» в деле борьбы с религией, что означало фактический отказ от попытки полностью ликвидировать конфессии в колхозной деревне и возвращение к политике их постепенного вытеснения на задворки общественной жизни. В годы Второй мировой войны сталинское руководство осуществило наиболее серьезный политико-идеологический поворот, который привел к возрождению церковных организаций и легализации религиозной жизни после массовых гонений на церковь периода Большого террора.

Четвертый по счету либеральный поворот, фактически предопределивший специфический модус сосуществования советского государства и религиозных организаций вплоть до распада СССР, случился в первые месяцы правления Л.И. Брежнева в качестве реакции на масштабную антицерковную кампанию начала 1960-х гг., развязанную по инициативе Н.С. Хрущева[951].

Стремление к нормализации церковно-государственных отношений, ставшее явным после прихода Брежнева к власти в октябре 1964 г., во многом было восстановлением и продолжением сталинской идеологической политики «нового курса» периода Второй мировой войны. В историографии сталинский «церковный ренессанс», как правило, объясняется стремлением использовать церковь во внутриполитических и внешнеполитических акциях режима в условиях тяжелейшей войны, а также желанием лишить церковные организации ореола гонимых, теснее привязать их к советскому государству и тем самым ослабить их популярность среди верующих[952]. С такой интерпретацией трудно не согласиться. Однако возьмем на себя смелость утверждать – специфический консенсус между коммунистической властью и церковными организациями стал возможен главным образом лишь потому, что к началу войны, под давлением массовых репрессий, руководство большинства церквей доказало свою готовность платить за выживание и легальное существование церковных структур высокую цену в виде сотрудничества с властными органами. Конформистская позиция руководства конфессий порождала у власти чувство уверенности в том, что подконтрольные религиозные организации не представляют больше угрозы и не являются серьезными конкурентами на поле идеологического противостояния. В результате начиная с середины 1940-х гг. проводником государственной политики стало служить непосредственно само руководство церквей. В ответ государство признало за религиозными организациями право на определенное место в обществе[953].

В этом контексте радикальная антицерковная кампания, развязанная Хрущевым в конце 1950-х гг.[954], была контрпродуктивна, создавала ненужные точки напряжения, превращала вполне лояльных «трудящихся» из числа верующих в отчаянных противников советского строя. Как отмечал один из первых биографов Хрущева, «эта антицерковная кампания не имела никакого разумного объяснения и определения и являлась актом произвола и злоупотребления властью со стороны Хрущева и части лиц из его окружения»[955]. Схожую оценку хрущевской антирелигиозной кампании дал в декабре 1964 г. председатель КГБ СССР В.Е. Семичастный. В частности, он писал: «За сравнительно короткий срок (в течение одного-двух лет) в ряде областей было осуждено и выслано в места поселения по 5– 10 человек, причем многие из репрессированных – это малограмотные люди, которые работали на производстве, имеют большие семьи <…> что вызвало отрицательные суждения верующих в отношении органов власти» [956].

Фактический отказ от построения в обозримом будущем коммунистического общества и центристская позиция «коллективного руководства» Советского Союза во главе с Брежневым сняли для большинства религиозных организаций, в первую очередь для Русской Православной церкви, трудности адаптации к советскому политическому режиму. В этом отношении конформистская позиция большинства религиозных организаций отвечала общему настрою советского общества.

Как символ нормализации отношений между советским государством и Русской Православной церковью можно также рассматривать награждение в ноябре 1967 г. патриарха Московского и всея Руси Алексия I (Симанского) орденом Трудового Красного Знамени. Инициатором награждения выступил отдел пропаганды ЦК КПСС, патриарха предлагалось наградить за «за большую патриотическую деятельность по защите мира и в связи с 90-летием со дня рождения», информацию о награждении опубликовать в «Известиях»[957]. Впрочем, в ноябре 1962 г. Алексий уже был награжден орденом Трудового Красного Знамени в связи с 85-летием со дня рождения, а в 1952 г. – в связи с 75-летием. Из этой череды «юбилейных» награждений патриарха выпал только 1957 г. Если пользоваться награждениями патриарха как индикатором, худшие дни для православной церкви пришлись на конец 1950-х гг.

Однако брежневский либеральный поворот в церковной политике был далеко не так успешен, как этого хотелось бы государству. Отнюдь не все религиозные организации предпочли вернуться на путь компромисса с властью, на острие противостояния между верующими и государством оказались религиозные общины российских протестантов. Хрущевская политика жесткого контроля и мелочного регламентирования, уголовных преследований и массовой ликвидации церковных организаций чрезвычайно усилила свойственную протестантизму традицию «обособленного христианства», заключающуюся в неприятии государства и стремлении изолироваться от общества как от источника обмирщения церкви и носителя социального зла. Все это в комплексе привело к возникновению в СССР движения религиозных диссидентов, охватившего в начале 1960-х – 1980-е гг. протестантскую часть религиозного спектра. Возглавил движение религиозных диссидентов в 1962 г. самопровозглашенный «Оргкомитет», который позднее стал называться Советом Церквей евангельских христиан-баптистов (СЦ ЕХБ). Уже к концу 1965 г. его поддерживали около 12 тыс. верующих[958]. В советских документах и антирелигиозной литературе движение религиозных диссидентов именовалось «инициативным», а его участники фигурировали как «инициативники», «раскольники-сектанты» и «религиозные экстремисты»[959].

Авторы попытаются здесь найти ответы на следующие вопросы: как происходила либерализация церковной политики в начале правления Брежнева? Чем задавались рамки и границы этой либерализации? В чем заключалась специфика религиозного диссидентства в брежневскую эпоху? Помимо этого, изучение феномена религиозного диссидентства поможет расширить и дифференцировать сложившиеся в исторической науке и обществе представления о времени правления Брежнева как периоде «застоя» и даже «спячки». Главным документальным источником здесь послужил комплекс докладных записок и меморандумов КГБ СССР, отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС и Совета по делам религиозных культов при Совете министров СССР за 1964–1966 гг.

Государство и протестанты: попытка восстановления