Лейтенант Шмидт. Герой или авантюрист? (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

– Ваше превосходительство, пожалейте флот…

– Ваше превосходительство, не мешайте мне исполнять мой долг, – и, обращаясь к артиллерийскому адъютанту, спросил: – Все ли готово для залпа?

– Так точно, все!

Меллер скомандовал: «Залп». Взвился флаг. Многие офицеры отвернулись, у других текли слезы. Раздался залп. Снаряды упали на броневую палубу крейсера(на самом деле броневая палуба крейсера располагалась ниже верхней – В.Ш.). В одну секунду она оказалась пустой, на палубе остались только стоять два офицера с петлями на шее…» В воспоминаниях генерала Гурко потрясает, прежде всего, «другая» правда о заложниках офицерах. Вначале Шмидт пытался, как мы уже знаем, сделать своими заложниками всех горожан, когда пытался подогнать к борту «Очакова» минный транспорт. Когда же это зверство ему не удалось, он решает перевешать всех захваченных (заметим, даже не расстрелять!) офицеров, причем даже тех, кто прибыли к нему, как парламентеры.

На протяжении многих лет историки всячески обходят стороной этот «щекотливый» момент восстания, оговариваясь, что «романтичный лейтенант», дескать, вовсе не собирался никого убивать, а грозился так, понарошку. Нет! На самом деле Шмидт, угрожая убивать, обманом захваченных им людей, вовсе не шутил. Офицеров-заложников действительно должны были партиями публично вешать на виду у всего Севастополя. При этом в истории вешателем, почему-то остался вовсе не Шмидт, а адмирал Чухнин, который никого не вешал.

Но Шмидту не повезло в другом. Случилась незадача, он так и не успел никого вздернуть! Гурко ясно пишет, что именно вывод на казнь офицеров и послужил поводом для начала обстрела «Очакова». Это вполне логично, ибо в такой ситуации и Меллеру-Закомельскому и Чухнину уже иного выхода просто не оставалось. Грохнул залп и перепуганные палачи разбежались, оставив свои жертвы на произвол судьбы… Мы уже цитировали многозначительное признание Шмидта из письма к Е. А. Тилло: «…Я кляну своих товарищей, порою просто ненавижу их». В данном случае следует признать, в письме «красный лейтенант» не кривил душой. Своих товарищей он действительно ненавидел и готов был с явным удовольствием отдать на закланье наступающей революции.

Начав приготовление к казни, Шмидт перешел черту всякой человечности. Кто возразит обратное? С кем вообще можно сравнить человека, начавшего публично казнить заложников, причем тех, кто еще вчера были его сослуживцами и друзьями? А потому все дальнейшие рассуждения о гуманности и демократичности, революционности и романтизме применительно к Шмидту – это просто кощунство по отношению к тем невинным людям, которых он фактически готовил к закланию, кощунство по отношению к так насаждаемым сегодня общечеловеческим ценностям. Впрочем, каждый сам волен составить мнение о том, гуманно или нет взрывать целый город и вешать невинных людей… Итак, первый артиллерийский залп ноябрьской трагедии прозвучал. Что же произошло дальше?

* * *

Чем же ответил на огонь с берега храбрый лейтенант Шмидт, как он сражался с врагами? А никак! Как явствует из документов, "Очаков" ответного огня почти не вел, с него ответили всего несколькими выстрелами и не добились ни одного попадания. Все командование Шмидтом во время боя свелось лишь к одной напыщенной фразе: "Комендорам к орудиям!" После этого он вообще утратил какой-либо контроль над ситуацией. Дело в том, что на мятежном крейсере с первой минуты боя началась паника. Пожары никто не тушил, а пробоины никто не заделывал. Как боевой командир Шмидт показался себя полным ничтожеством. Вполне возможно, что у него снова начался очередной припадок. Факт полного безначалия на "Очакове" подтверждают все без исключения участники восстания.

Еще раз вернемся к воспоминаниям генерала Гурко: «Меллер скомандовал: «Готовиться ко второму залпу». На сигнальной мачте взвился флаг. Но давать залп не пришлось… Бунт кончился».

Извините, но столь быстро завершение событий никак не тянет не то, что на настоящий бой, но даже на сколько-нибудь достойную перестрелку.

Возникает впечатление, что команда «Очакова» вообще в своем большинстве только и ждала первых выстрелов, чтобы разбежаться. Да и то, какого черта им было умирать за бредни бьющегося в эпилепсии малознакомого отставного лейтенанта!

Согласно официальных отчетов о событиях того дня, по крейсеру было сделано всего шесть залпов. Вполне возможно, что выделенные для ведения огня орудия сделали всего по одному выстрелу, то есть всего шесть выстрелов, которые генерал Гурко и считает одним полноценным залпом, говоря, что второго выстрела орудиям по «Очакову» не потребовалось. При этом делались они с достаточно большим интервалом, так как общее время обстрела заняло двадцать пять минут.

Почему это делалось? Ответить на этот вопрос не сложно. Если бы по «Очакову» был открыт беглый огонь, то остановить его именно в момент сдачи крейсера было бы просто невозможно. А это неминуемо привело бы к лишним жертвам, тяжелым повреждениям, а то и вовсе к потере новейшего крейсера. А так делался одиночный выстрел, после чего Меллер-Закомельский с Чухниным наблюдали за «Очаковым»: одумались или нет? Нет! Еще выстрел. Снова нет! Через несколько минут следующий выстрел.

Наконец, после шестого выстрела (а не залпа, как пытаются нас бездоказательно уверить некоторые историки!) над мятежным крейсером взвился белый флаг, и стрельба была немедленно прекращена.

Честно говоря, трудно даже предположить, что расстреливаемый в упор 305миллиметровыми снарядами безбронный крейсер вообще мог остаться на плаву, ведь для его уничтожения хватило бы всего двух-трех попаданий, причем промахнуться с дистанции в три-пять кабельтовых по большой и неподвижной цели, было просто невозможно. Документы показывают, что огонь велся, прежде всего, орудиями малого калибра, с тем, чтобы, ни в коем случае не поразить жизненно важные отсеки крейсера.

Историкам кораблестроения хорошо известна схема повреждений "Очакова". Последний раз она была напечатана в книге Р. Мельникова "Крейсер "Очаков" (Ленинград, Судостроение, 1996 г.) Не надо быть большим специалистом, чтобы увидеть по схеме, что крейсер вообще не получил попаданий крупнокалиберными снарядами. В отчете по итогам обстрела говорится, что одно попадание 10-дюймового снаряда в крейсер, якобы, все же наблюдали.

Возможно, очень уж хотелось артиллеристам береговых батарей снять свой грех участия в мятежных событиях… Огонь по крейсеру вела, в основном, полевая артиллерия, причем преимущественно шрапнелью. Как уже говорилось, эта стрельба могла нанести поражение только личному составу вне укрытий на верхней палубе и в настройках. Начавшейся в результате обстрела пожар, был вызван детонацией боевых зарядов в кормовом погребе. По причине начавшейся паники, тушением пожара экипаж фактически не занимался. Факт безначалия на «Очакове» подтверждали впоследствии все без исключения участники восстания.

Однако, согласно схеме, все пробоины сосредоточены в районе верхней палубы и весьма малы по размерам.