Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

Великие александрийцы: Климент (около 200 г.) и Ориген (202-254 г.). Но все же светилами остаются великие александрийские учителя: Климент около 200 и Ориген 202-254; последний, впрочем, провел последние 22 года своей жизни не в Александрии, а в Цезарее Палестинской, где он занимался исследованиями, преподаванием и составлением книг. В «Александрийской школе», как это делалось уже в продолжение нескольких столетий и во многих других городах, жаждущие знания мужчины и женщины получали общее образование при посредстве лекций, занятий, а также путем личного общения; новым являлось лишь то, что теперь подобными школами стали руководить христиане, избравшие это дело как свое жизненное призвание, и что они быстро заслуживали восторженную любовь даже и своих языческих слушателей. Их преподавание логики, риторики, физики и математики едва ли отличалось чем-нибудь от преподавания их языческих коллег, но венцом их деятельности было преподавание метафизики, религиозного учения и этики на основании Св. Писания; выступая на этом поприще соперниками эллинских философов того времени, они сами должны были обладать философским образованием, научным миросозерцанием, способностью систематически соединять результаты прочих своих исследований и основные положения своей религии в единое целое. Климент, правда, избегает определенной системы в своем большом сочинении, состоящем из трех частей; он преднамеренно водит своих читателей как бы по гигантскому саду-лабиринту, по меньшей мере, по ковру цветников, назначенному для наиболее зрелых. Не только многочисленные обсуждения гностических сочинений, но еще более таинственность стиля, в котором самодовольная широковещательность сменяется лаконизмом оракульских предсказаний, указывают на то, что Климент подчиняется здесь чужому вкусу: он хочет дать что-нибудь взамен любимой гностической литературы. Но в книге находятся и отделы, в которых Климент с удивительной силой изображает то жажду истины, то блаженство обладания спасением и миром; это служит лучшим доказательством того, что в церкви, несмотря на усердное гонение против красоты, искусства и изящного вкуса, не исчезло еще стремление к благородству формы. Благодаря таким отрывкам Климент принадлежит к числу величайших прозаиков греческой литературы. Его последователь Ориген пишет всегда в тоне своего учителя; но он стоит в первом ряду среди ученых императорского периода не только благодаря неутомимости своего усердия и обширности своих познаний, но также благодаря возвышенному духу и значению его произведений, отличающихся такой правдивостью и такой благородной скромностью, что автор и читатель совершенно сливаются с предметом изложения. Фанатичная ограниченность позднейших правоверных уничтожила большинство его сочинений, а в 553 г. вселенский собор причислил его к еретикам. И все-таки позднейшие поколения старой церкви бессознательно заимствовали у него все то лучшее, чем они обладали. Огромный труд составления «гекзаплы» — сборника всех существующих списков Ветхого Завета, как основания для восстановления текста, очищенного от ложных и неясных толкований, занял бы у других всю жизнь. Ориген же, кроме этой работы, посредством несметного числа комментариев различного стиля способствовал тому, что основательное изучение Библии стало центром теологического интереса; еще молодым человеком изложил он в четырех книгах «De principiis» нечто вроде системы христианского вероучения. Конечно, его работа, посвященная критике текста, должна была быть неудачной; она исходила из ложного предубеждения о вдохновении свыше так называемых LXX толковников; как толкователь, он употреблял наихудший из всех методов метод аллегоризации, принцип которого заключался в том, что не только Писанию придавался различный смысл, но и каждому ничтожному библейскому слову приписывалась бесконечная спасительная сила; как догматик, он сделал огромные уступки эллинской мысли: его спиритуализм, его интеллектуализм, его оптимизм и моральное учение возникли не на древнехристианской почве. Он приходит к выводу, что все материальное, также и тело — преходящи, истинный мир, мир идей — вечен; и так как люди своею лучшею частью принадлежат к нему, то не только они, но даже и диавол когда-нибудь возвратится к Богу. Грех есть удаление от Бога, т. е. от идеала, а искупление наступит, в сущности, тогда, когда субъект постигнет эту причину своего бедствия и вновь приблизится к Богу: задача исторического Христа та же, что и вечного Логоса, именно открыть нам глаза на двойственность нашего существа и на единство Божие. На необходимости милосердия Божьего для спасения Ориген сильно настаивает; но для него все же остается непонятным представление Павла о демонической власти греха и о происходящей благодаря этому в душе человека ожесточенной борьбе добра и зла.

Отношение Оригена к гностике. В следующих трех пунктах Ориген решительно оппонирует гностицизму: он признает единство Божье вполне непоколебимым, а учению о Логосе и о Св. Духе он придает такую форму, что оно нисколько не нарушает монотеизма; он рисует картину возникновения мира, не употребляя заимствованного из чуждых религиозно-философских систем материала, а точно ограничиваясь лишь тем, что он считает нужным взять из библейских сообщений, — рядов и пар эонов у него нет, — и, наконец, всякий намек на дуалистическое настроение у него отсутствует. Но система Оригена не только заканчивает все счеты с гностикой, она находится также и под ее непосредственным влиянием; мы видим, что как у Оригена, так и у гностиков в центре интереса стоят вопросы познания Бога, мира, человека. Аристократический дух, одинаково присущий и гностике, и системе Оригена, отделяет в церкви знающих, которые поклоняются Богу в Духе, от прочей массы, которая поклоняется Ему в Иерусалиме; и той, и другой недостает правильного понимания индивидуальных и исторических элементов в религии; Ориген дает лишь описания типических процессов. Позднейшие теологи, начиная с Мефодия (около 300 г.), горячо защищавшего воскресение и тела, успешно боролись с отдельными положениями системы Оригена; вообще же греческая теология не превзошла этой системы; даже в экзегетике она пошла дальше него только в эпоху, следующую за Никейскими соборами. Ориген писал не для нас, а для своих современников, и для той эпохи он нашел подходящий язык. Следует отметить, что бывший гностик Амвросий, своею княжеской щедростью способствовал научной деятельности Оригена; только благодаря смешению библейского и эллинского духа возможно было возвратить таких людей в лоно церкви, возможно было в будущем лишить гностику ее влияния; буквально верное изображение сотворения мира по Исходу I и II никогда бы не могло удовлетворить образованных людей того времени.

Так как Ориген предпринял лишь попытку объяснить мир и никогда не думал навязывать этого объяснения как единственной истины, он и не заслуживает никакого порицания. Среди его учеников царила самая широкая терпимость по отношению ко всяким решениям теологических и церковных вопросов; они не настаивали на каких-либо определенных формулах. Какую широту взглядов проявляет, например, последователь Оригена, епископ Александрийский Дионисий, во время своих переговоров с Римом! Характерной