Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

чертой другого последователя Оригена, Евсевия Цезарейского, является то, что он в таких важных вопросах, как в вопросе об установлении границ Нового Завета, ничего определенно не постановляет, желая предоставить решение самому читателю, которому он и дает на рассмотрение возможно обширный материал.

Христианство в 200 г. — культурный фактор. Во всяком случае, Ориген своею личностью и своими произведениями заставил уважать христианство и лиц, стоящих от него далеко. Как широко распространялось его влияние как человека, ясно видно из панегирика, в котором капподокиец Григорий прославляет Оригена, прощаясь с ним как со своим преподавателем: трогательно прорывается искреннее почитание и любовь через все риторические фразы. Раз человек, пользовавшийся такой всемирной славой, как Ориген, защищал разумность и божественность христианской религии, то и такие вдумчивые язычники, как Порфирий, несмотря на всю их антипатию, не могли больше отказывать христианству в своем уважении; они уже начинают основательно изучать памятники христианства, признавая, таким образом, его духовное значение. Одним словом, с того времени, как христианство обладало произведениями Климента и Оригена, оно возвысилось над подозрением, что оно — продукт варварской души. На Западе, однако, где не знали Оригена, где Тертуллиан, разорвавший с церковью, не смог проявить своей мощной оригинальности стиля и мысли, а другие церковные писатели, как Киприан и Новатиан, занимались более всего составлением сочинений на определенные случаи для церковной публики, даже после 300 г. могло казаться необходимым существование христианской образованности. Такую цель преследует Лактанций своей изящным языком написанной книгой «Введение в божественное учение». На Востоке уже в 200 г. религия христиан стала культурным фактором первого разряда. Это подымало чувство собственного достоинства даже у тех христиан, которые сами лично не участвовали в этом развитии; вследствие этого уменьшилась соблазнительная сила гностических сект и синкретических апостолов. Таким образом, гностика в конце концов оказала услугу христианству, дав молодой церкви толчок к развитию той силы, которою она сама была впоследствии побеждена, т. е. развитию теологической, вернее, христианской науки.

III

ПРЕВРАЩЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА В ЦЕРКОВНУЮ ОРГАНИЗАЦИЮ ПОСЛЕ БОРЬБЫ С ГНОСТИКОЙ

Связь между развитием церковности и гностикой. Религия, на сущность которой делается нападение, не должна предоставлять защиту свою одной только науке. Христианская религия во II веке этого не сделала. Ей не были чужды непосредственное противодействие и попытки обороны, вытекающие прямо из благочестивого чувства. Мы можем подвести их под две главные категории: выработка устойчивых норм христианской веры и создание органов для охраны этих норм. К первой относятся: апостольские предания, св. каноны, апостольский символ веры; ко второй — иерархическая организация общин с монархической главой, слияние этих общин в кафолической церкви. Религия иначе относится к гностическому движению, чем зародившаяся в Александрии церковная наука. Эта последняя всецело является реакцией против притязания гностицизма, что и обнаруживается во всем ее общем характере: она присваивает себе все то, что религиозно приемлемо из гностического движения. Конечно, она появилась бы и без выступления Базилида и Валентина, но приобрела бы тогда иной характер; теперь же мы не можем ее рассматривать вне их влияния. Наоборот, несомненно, что гностика только ускорила развитие тех учреждений, которые для нас теперь представляют процесс превращения христианства в церковь. Развитие этих учреждений уже начиналось, и если бы не было гностики, то вряд ли бы оно вылилось в иные формы. Эти формы соответствовали вполне и направлению христианства, принятому им около 100 г., и самой его сущности.

Апостольское предание. Мы должны предполагать, что в каждой древней общине существовала полная благоговения привязанность ко всему сообщенному ей ее основателями; эти основатели носили имя апостолов. Таким образом, при разногласиях решающий голос принадлежал апостолу, если была возможность к нему обратиться. Если апостола не было в живых, то спрашивали другого апостола или, если этого нельзя было сделать, спрашивали людей, хорошо знавших учение и мнение апостолов. Возможность несогласий между апостолами исключалась (несмотря на послание к Галатам, 21), так как они были носителями божественного откровения: Павел твердо внушил всем, что существует единое Евангелие, един Христос, един Дух. Уже около 55 г. идея, что апостолы являются столпами веры, получила широкое распространение; слово Христово — Петр есть камень — сделало много для укрепления этого взгляда; существовало, несомненно, стремление давать всяким поучениям и распоряжениям, действовавшим в христианских общинах около 100 г., наименование «апостольских». Ввиду того, что вскоре наименование апостола стали давать почти исключительно только 12 ученикам Христа (кроме Иуды, но с включением Павла), апостольским стали называть все, наверно исходящее от Христа, ибо Иисус при прощании со Своими 12 учениками назначил их Своими заместителями на земле. Когда же гностики со своею новой мудростью стали нападать на церковь, она выставила своей первой защитой положение: древнее равносильно апостольскому; то, о чем раньше не учили, то, во что раньше не верили, можно только ложно выдавать за христианское. Новые лжеучителя не могли и не хотели даже опираться в своей борьбе на апостольское предание, которое еще жило в общинах; таким образом, оно сделалось палладиумом для всех тех, которые, не будучи в состоянии обосновать свои взгляды, испытывали отвращение к гностике, как к чему-то чуждому и враждебному христианству. Тертуллиан в одном из своих самых блестящих полемических произведений определенно высказал, что притязания церкви на первенство в ее процессе с ересью настолько обоснованны, что нет надобности в дальнейшем разборе процесса. Киприан также находит, что спор между церковью и схизматиками решается тем, что «не мы отделились от них, а они от нас, и ереси, и схизма появились позднее (чем церковь)». Это непоколебимое соблюдение предания оказалось для данного времени очень благотворным, но благодаря ему развилось принципиальное отвращение ко всему новому, безразлично, исходило ли оно от друзей или от врагов. Своим злоупотреблением свободой мысли гностицизм привел на долгое время церковь к другой крайности, к настоящему культу предания и к тупой, в конце концов, злобе ко всякой новой почке и даже каждому новому цветку.

Образование новозаветного канона. Естественно, однако, что пришлось дать определенное содержание понятию апостольского предания. Церковь, сознательно гордившаяся таким обладанием, как обладание апостольским учением, еще не подпала искушению выдать за издавна и повсеместно признанное в ней то, что казалось ей удобным, будь это в области литургии или организации, церковного права или догмы; она желала лишь защищать то, на что нападали; и она сумела найти истинный путь, чтобы сделать каждому доступным объективное суждение о том, что такое апостольское предание. Она собрала все писания, принадлежавшие к древнейшему периоду церкви, какие только могла найти,