Мода и границы человеческого. Зооморфизм как топос модной образности в XIX–XXI веках - Ксения Гусарова

перьев, основанной преподобным Фрэнсисом Орпеном Моррисом и леди Маунт-Темпл, а также с манчестерским Обществом защиты птиц, возглавляемым Эмили Уильямсон, название которого перешло к новообразованной организации. В 1904 году это общество получило статус Королевского, и пользовалось особым покровительством королевы Александры, супруги Эдуарда VII, которая приняла самое живое участие в судьбе белых цапель. На ежегодном собрании Общества защиты птиц в 1906 году[196] было зачитано письмо от королевы, где она уверяла, что «сама никогда не носит перьев цапли и, безусловно, сделает все, что в ее силах, для противодействия жестокости, которой подвергаются эти прекрасные птицы» (цит. по: Feathers and Facts 1911: 14). Ссылки на авторитет монархини с тех пор постоянно использовались в публикациях и выступлениях членов Общества.

Если ведущая роль женщин в создании Общества защиты птиц не подлежит сомнению[197], то характер их участия в дальнейшей деятельности этого объединения является предметом историографических разногласий. Так, Хелен Коуи особенно выделяет Общество защиты птиц среди других зоозащитных организаций в связи с высоким процентом женщин в его руководстве, отмечая, что женщины «возглавляли большинство региональных филиалов» (Cowie 2021: 23). Возможно, ключевое слово здесь «региональных», потому что относительно лондонского правления Общества Диана Дональд приходит к противоположным выводам. По ее мнению, по мере того как лидирующие позиции в нем стали занимать мужчины-натуралисты, «склад ума и житейский опыт этих публичных фигур все больше определял программу Общества и умерял энтузиазм рядовых его членов», среди которых преобладали женщины (Donald 2019: 244). В этом смысле Королевское общество защиты птиц «воспроизводило ту же полярную гендерную модель, с потенциалом конфликта между руководством и основным составом, которая имела место и в Королевском обществе предотвращения жестокости к животным» (Ibid.). По мнению Дональд, влияние авторитетных мужчин, которые заняли ключевые посты в Обществе защиты птиц в начале XX века, приводило к смягчению позиции этой организации по ряду ключевых природоохранных вопросов: «не желая показаться враждебно настроенным по отношению к „прогрессу цивилизации“ и интересам торговли, Общество защиты птиц редко озвучивало проблему ухудшения состояния окружающей среды и уничтожения естественных местообитаний, на которую регулярно указывали авторы книг о птицах конкретных стран» (Ibid.: 255). Не имея возможности бросить вызов транснациональной индустрии моды, защитники птиц на протяжении десятилетий ограничивались нападками на модниц – именно они, а не промышленники и торговцы персонифицировали для массовой аудитории рубежа веков хищнический оскал капитализма.

Однако к концу 1900-х годов стало очевидно, что в отсутствие законодательных ограничений уничтожение птиц во всем мире будет лишь набирать обороты, и организациям по охране птиц пришлось схлестнуться со шляпниками и их поставщиками. В 1908 году была предпринята первая попытка провести в британском парламенте акт, который запрещал бы импорт птичьих перьев и изделий из них. Законопроект был одобрен палатой лордов, но провалился в палате общин, где ему противостояло отраслевое лобби. Изготовители модного декора и торговцы опровергали обвинения в жестоком уничтожении популяций птиц, а также указывали на вред, который принесут британской экономике ограничения импорта. Представители отрасли попытались склонить на свою сторону не только парламентариев, но и общественное мнение, выступая с публичными заявлениями и выпуская информационные брошюры. Поскольку истребление белых цапель в период гнездования было предметом наиболее активного обсуждения в прессе и описывалось в сенсационном, заведомо шокирующем ключе, именно эти истории торговцы перьями стремились дискредитировать в первую очередь. Когда о жестокости, сопряженной с добычей брачных перьев цапель, стало широко известно, украшения из них начали продаваться под видом искусственных имитаций. Кроме того, распространялась информация, будто перья собираются после линьки или же что сами цапли устилают ими гнездо, откуда их – заботливо и совершенно бескровно – извлекают охотники, когда птенцы подрастут. Наконец, существовали слухи, согласно которым белые цапли были одомашнены, подобно страусам, и регулярно приносили своим хозяевам «урожай» новых перьев. Таким образом, подчеркивает подробно изучившая эти стратегии дезинформации Хелен Коуи, торговцы перьями учитывали растущую озабоченность общества сохранением биоразнообразия и этическими аспектами производства модных товаров (Cowie 2021: 51).

Безусловно, говоря о подобных тенденциях, необходимо учитывать национальный контекст: вспомним, что элегантные француженки, по сообщению Мари-Анн Лерё, гораздо менее склонны были выступать в защиту животных и птиц, чем их современницы в Великобритании и Америке, и сама автор в своих текстах дистанцировалась от природоохранной позиции. Действительно, во Франции не возникло столь масштабного организованного сопротивления использованию материалов животного происхождения в моде – наоборот, некоторые орнитологи (а главное, государство) склонны были поддерживать интересы французской модной индустрии (Monjaret 2008)[198]. Тем не менее само появление публикаций в защиту торговцев перьями, где воспроизводились те же мифы о бескровной добыче перьев цапли, что и в англоязычных статьях и брошюрах того времени, наглядно показывает, что французские производители, как, вероятно, и потребители, которым была адресована эта информация, не оставались совершенно в стороне от дискуссий по поводу происхождения модной отделки и сопряженной с этим жестокости.

Затронули эти прения и Россию, причем если движение против вивисекции здесь фактически не сформировалось, то защита птиц, напротив, вызвала гораздо больше энтузиазма и развивалась во многом подобно аналогичным инициативам в Великобритании. В 1899 году при РОПЖ был основан Дамский комитет для борьбы с жестокими модами. Несмотря на формальную инкорпорированность в более крупную структуру, что отличало его от британского Общества защиты птиц, фактически это объединение, по-видимому, обладало высокой степенью автономности. Комитет, в других источниках именующийся Дамской лигой против жестоких мод, базировался в Москве, его председательницей была Софья Андреевна Карзинкина, происходившая из старинного купеческого рода. Ее предок Андрей Сидорович Карзинкин сделал состояние на торговле чаем; последующие представители рода Карзинкиных продолжили его дело, освоив в то же время производство текстиля. Многие члены семьи жертвовали крупные суммы на благотворительность, занимали различные общественные должности – от церковного старосты до члена Попечительского совета больницы. Деятельность С. А. Карзинкиной одновременно продолжала эту традицию и открывала совершенно новую страницу в семейной летописи добрых дел.

Необычными, тем более для женщины, были и публичный активизм и агитация: среди прочего Дамская лига бойкотировала Елисеевский гастроном, кондитерскую Сиу и цветочный магазин Ноева с требованием убрать из витрин украшавшие их чучела птиц (Отчет 1902: 6), – и сам объект попечения. Приемлемость животных в качестве адресата благотворительности подготавливалась использованием РОПЖ христианской риторики, в частности, принятием в качестве девиза Общества цитаты из Книги Притчей Соломоновых: «Блажен, иже и скоты милует» (Притч. 12: 10). Кроме того, как мы видели выше, филиалы РОПЖ стремились привлечь священство к распространению идей гуманного обращения с животными, и в большинстве случаев встречали поддержку. На рубеже веков сходная