Красный газ. Россия и возникновение энергетической зависимости Европы - Пер Хогселиус

США Р. Перл. Он дал понять министру нефтяной промышленности Норвегии В. Хведингу, что «мероприятия по выводу компаний и технологий США из сибирского проекта смогут оттянуть прокладку газопровода до того момента, пока реальной альтернативой не станет газ, добываемый на гигантском газовом месторождении Тролл в норвежских водах». Норвегия с этим не согласилась. Осло заявило американцам, что «уже не раз подчеркивалось, что это просто невозможно… технически невозможно поставить на поток какое-то новое крупное газовое месторождение в норвежских шельфах в течение обсуждаемых временных рамок, т. е. к середине или к концу 1980-х гг.»[76].

Кроме того, в это время уже начинала ставиться под сомнение надежность поставок норвежского газа. Летом 1981 г., т. е. когда подошел к концу срок действия первого ямальского контракта, по норвежским газовым месторождениям Экофиск и Статфьорд прокатилась волна забастовок. Начались волнения среди работников морских платформ, которые были не удовлетворены заработными платами и условиями труда. В течение лета, когда спрос на газ в Европе был относительно низким, это не вызывало явных проблем, однако с началом отопительного сезона ситуация стала более серьезной. В октябре 1981 г. на газовых месторождениях Фригг и Экофиск произошли две крупные забастовки. Первая продолжалась в течение нескольких дней, а вторая – на протяжении недели. Эти забастовки привели к срыву поставок и в Великобританию, и в страны континентальной Европы. В результате британские потребители недополучили приблизительно треть причитающегося им объема поставок. Как отмечалось в западных средствах массовой информации, маловероятно, чтобы подобные события произошли в условиях советского авторитарного режима[77].

Помимо вопроса о вероятности полного прекращения поставок красного газа существовал еще один вопрос, который вызывал много споров. Дебаты шли относительно того, насколько серьезный социальный и экономический ущерб будет нанесен в случае таких критических событий. Когда в конце 1960-х гг. были подписаны первые экспортные контракты с СССР, природный газ был еще относительно малоизвестным источником энергии, который использовался лишь немногими промышленными предприятиями и домохозяйствами. Однако затем абсолютный объем газа, потребляемого Западной Европой, начал стремительно расти – с 78 млрд кубометров в 1970 г. до 211 млрд кубометров в 1979 г. Таким образом, только за девять лет его увеличение составило более 170 %. Это означало, что в случае сбоев в поставках или в результате ценовых шоков пострадает быстро растущее число пользователей в промышленности, в сфере коммунальных услуг, а также огромное количество домохозяйств.

Европейцы подчеркивали, что ямальский газ покроет только 4 % потребностей стран ЕЭС и что импорт из СССР на самом деле будет важен для диверсификации источников газовых запасов в странах Европейского сообщества[78]. В контексте проблем с поставками газа из Алжира и Норвегии участники дискуссий утверждали, что ямальский газопровод окажет на энергетическую безопасность Европы скорее позитивное, нежели негативное, влияние. Однако советники Рейгана отмечали, что «…объем советского газа в объеме общего потребления энергии в Европе не является достаточным индикатором экономической и политической уязвимости… Газ – это топливо, замену которому трудно найти за короткий срок. В отличие от нефти для газа не существует спотового рынка. По сравнению с нефтью хранить большие объемы газа гораздо дороже и сложнее. Особенно сильно зависят от газа домохозяйства и промышленные потребители. Прекращение поставок из СССР станет для этих политически чувствительных секторов крайне тяжелым испытанием»[79].

Европейский комиссар по вопросам энергетики виконт Э. Давиньон выступил против того, чтобы ЕЭС «разрабатывало систему безопасности, которая могла бы позволить в случае необходимости выжить без советского газа». После введения Америкой эмбарго на экспорт компрессоров Комиссия ЕЭС начала более глубоко изучать этот вопрос. Главная задача исследования состояла в том, чтобы оценить, смогут ли страны – члены ЕЭС «пережить гипотетическую недопоставку 25 % газа зимой 1990 г.». По прогнозам, к этому времени совокупная зависимость членов ЕЭС от советского газа достигнет 19 %. Осенью 1982 г. был опубликован отчет, в котором утверждалось, что Советский Союз не собирается «направлять энергетическое ружье» на Западную Европу. Комиссия сделала вывод, что если сложности и появятся, то это будут «незначительные проблемы, которые могут возникать в некоторых странах в чрезвычайных ситуациях, требующих пиковых поставок». ЕЭС сможет справиться, даже если полное прекращение поставок красного газа произойдет во время «суровой зимы». В такой ситуации ключевую роль будут играть Нидерланды. Президент Gasunie Фонхофф заверил, что его компания сможет «увеличить на 80-100 % поставки газа всем имеющимся европейским потребителям в случае прекращения поставок из СССР»[80].

Подобные рассуждения о поставках «в случаях крайней необходимости» были возможны, благодаря тому что к началу 1980-х гг. общеевропейская газовая сеть характеризовалась наличием прочных связей между различными странами. Из-за опасений по поводу возможных перебоев в поставках газа из СССР такие газовые компании, как Bayerngas и ÖMV, имея теперь доступ к советскому газу, прилагали усилия для того, чтобы связать единой сетью другие газовые компании и экспортеров. Баварские компании были присоединены к северогерманской газовой сети, а затем по дополнительным линиям к нидерландской.

Рис. 10.3. Интегрированная газовая система Западной Европы в 1980 г. На примере этой карты, предоставленной компанией ÖMV, можно видеть маршруты, по которым экспортные газопроводные сети из СССР были добавлены к интегрированной системе газопроводов Западной Европы

Источник: ÖMV.

Начиная с 1977 г. в случае необходимости можно было рассчитывать на норвежский газ. Что же касается компании ÖMV, то трансавстрийский газопровод, проложенный в 1974 г. для транзита советского газа в Италию (а с 1978 г. и в Югославию), мог использоваться в случае экстремальных ситуаций для поставок в противоположном направлении. По этой причине введение в эксплуатацию транссредиземноморского газопровода не могло не представлять для ÖMV определенный интерес, поскольку при его совместном функционировании с трансавстрийским газопроводом Австрия была бы связана непосредственно с газовыми месторождениями в Сахаре. Эти же соображения энергетической безопасности заставили ÖMV надавить на Германию и Францию и убедить их импортировать советский газ через территорию Австрии. Договориться об этом с Германией австрийцам не удалось. Переговоры с Францией оказались более успешными. В результате в октябре 1975 г. был заключен договор, в котором предусматривалось, что советский газ, предназначенный для Франции, будет поступать транзитом через Австрию. Считалось, что эта договоренность имеет для Австрии «решающее значение», в первую очередь в связи с тем что на переговорах с Францией ÖMV удалось настоять, чтобы транзитный газопровод мог использоваться для транзита газа и в обратном направлении[81].

Позднее с помощью дополнительной линии были соединены газопроводы, проходившие от чехословацко-германской границы до германо-французской границы, что позволило Франции получать красный газ, минуя Австрию. Изначально планировалось, что по этому маршруту во Францию будет поставляться