Красный газ. Россия и возникновение энергетической зависимости Европы - Пер Хогселиус

между объемами поставок газа из СССР и из других источников. Особую активность в этом отношении стало проявлять Международное энергетическое агентство (МЭА) при Организации экономического развития и сотрудничества (ОЭСР), которое до этого занималось исключительно вопросами нефти. Исполнительный директор МЭА X. Стиг, ранее являвшаяся советником федерального правительства Германии, утверждала, что «необходимо установить определенный пороговый уровень импортной зависимости от потенциально ненадежных поставщиков. При принятии коммерческих решений промышленные предприятия и, если нужно, правительство не должны превышать этот порог». Иными словами, нельзя допустить, чтобы структуру европейского рынка газа определяли только цены на газ[8].

Стремясь найти противовес все большему влиянию Советского Союза, газовые компании начали разрабатывать новые проекты газопроводов, которые соединили бы Европу с новыми перспективными газовыми регионами. Так, например, возобновились дебаты по поводу импорта природного газа из Ирана транзитом через Турцию. Позднее этот проект получил название «Набукко», поскольку центральная роль в нем отводилась Италии. Теоретически газопровод можно было строить и в Катаре – еще одном потенциальном экспортере, на территории которого были обнаружены богатые газовые месторождения. Испания же считала, что перспективным поставщиком природного газа в Европу может стать Нигерия. С этой целью было предложено разработать «транссахарский» газопровод, который шел бы из Нигерии через Алжир и Марокко и далее на Иберийский полуостров. Кроме того, обсуждалась возможность разработки [9] нескольких проектов импорта сжиженного газа.

Однако попытки расширить список поставщиков газа в Западную Европу столкнулись с определенными сложностями в связи с избытком мощностей для импорта красного газа. Кроме того, оказалось, что эти планы трудно реализовать еще и из-за желания Москвы диктовать цены на рынке газа. С экономической точки зрения советский газ был слишком привлекательным, чтобы от него отказываться. Даже если все указывало на то, что по соображениям энергетической безопасности необходимо осуществлять диверсификацию источников поставок газа, то импорт газа с Ближнего Востока, из стран Африки южнее Сахары и других отдаленных регионов требовал учета коммерческих реальностей. Некоторые аналитики полагали, что советский газ может вытеснить и газ, поставляемый из европейских стран. В первую очередь речь шла о норвежском газе, который начиная с 1970-х гг. считался главным гарантом долгосрочной энергетической безопасности Западной Европы. Однако насколько долго мог бы норвежский газ выдерживать конкуренцию с газом, поставляемым из СССР? Согласно одному из прогнозов, «при более низких ценах на газ более дорогие газовые месторождения, такие как месторождения, находящиеся в прибрежных водах Норвегии, перестанут осваиваться и Европа будет попадать во все большую зависимость от советского газа». Кроме того, с начала 1980-х гг. роль Норвегии в обеспечении энергетической безопасности Европы вызывала все больше сомнений в связи с трудовыми конфликтами, регулярно возникавшими в регионе Северного моря. В ряде случаев эти трудовые конфликты приводили к полной остановке экспорта газа в Великобританию и страны континентальной Европы. По словам аналитиков, норвежцев «раздражали намеки Ruhrgas на то, что Советский Союз является гораздо более надежным газовым поставщиком»[10].

И все же Ruhrgas и другие газовые компании не могли не отреагировать на призывы к диверсификации. К весне 1986 г. уже подходили к концу переговоры между Норвегией и консорциумом газовых компаний континентальной Европы, возглавляемым компаниями Ruhrgas и Gas de France. По результатам этих переговоров, посвященных освоению двух крупных, пока еще не разработанных норвежских газовых месторождений Слейпнир и Тролль, в июне 1986 г. был заключен договор. Было решено, что поставки газа с этих двух месторождений начнутся в 1993 и 1996 гг. соответственно и что к началу XXI в. континентальные европейские компании увеличат импорт норвежского газа на 20–35 млрд кубометров в год. Согласно договору, газ будет поставляться по газопроводу, проложенному по дну моря в Зебрюгге, на бельгийском побережье, а оттуда транзитом отправляться на большое расстояние – на рынки Австрии и Испании[11].

Как ожидалось, с помощью газовых месторождений Слейпнир и Тролль можно будет восстановить разумный баланс между внутриевропейскими поставками газа и импортом из других стран. Однако благодаря возникшему ощущению большей безопасности вновь начались серьезные раздумья по поводу увеличения объемов поставок газа из СССР. Эта идея стала еще более привлекательной, в связи с тем что совокупный спрос на газ в Европе после периода стагнации начала 1980-х гг. во второй половине десятилетия вновь обнаружил тенденцию к росту. Этому способствовало несколько новых факторов. Первым из них стали дискуссии по проблеме глобального потепления. Этот вопрос начал серьезно обсуждаться в конце 1980-х гг. Поскольку при сжигании природного газа выделяется вполовину меньше углекислого газа, чем при сжигании угля, введение новых налогов на выбросы углерода и другие мероприятия энергетической политики делали природный газ более привлекательным с коммерческой точки зрения. Теперь природный газ считался экологически чистым энергоресурсом по отношению к углю и нефти не только благодаря низкому содержанию серы и азота, но и потому, что в случае каких-либо климатических изменений он теоретически может заменить другие виды топлива. Конечно, никто не спорил, что лучшим вариантом являются возобновляемые источники энергии, но, учитывая, в какой степени природный газ вытеснил старые угольные электростанции, он рассматривался, скорее, как решение, нежели как часть проблемы.

Вторым фактором была чернобыльская катастрофа, происшедшая в апреле 1986 г. Авария на Чернобыльской АЭС положила конец быстрому распространению ядерной энергии в Европе. Теперь считалось, что более подходящими электростанциями станут газовые и что они заменят небезопасные старые ядерные электростанции, а также новые, строительство которых ранее планировалось, но после чернобыльской катастрофы было отменено. Такая логика сыграла крайне важную роль при обсуждении энергетического будущего Швеции, где к тому моменту половина общего объема электроэнергии генерировалась ядерными электростанциями, в то время как газ практически не использовался. В 1988 г. после долгих обсуждений, последовавших за референдумом 1980 г., шведский парламент принял решение приступить к полному поэтапному отказу от производства энергии на 12 ядерных реакторах, которыми располагала Швеция. Норвегия и СССР уговаривали шведов заменить ядерные электростанции на электростанции, работающие на природном газе. В результате Швеция возобновила с ними переговоры, которые начинались раньше, но никаких конкретных результатов не дали. К 1989 г. шведско-советские переговоры, в которых принимала участие и Финляндия, достигли финальной стадии[12].

Третьим фактором были изменения в европейской и мировой политике – благодаря неолиберальным сдвигам сформировалось представление в пользу увеличения использования природного газа, особенно в области производства электричества. На рынках Великобритании, консервативному правительству которой удалось в 1989 г. пролоббировать важную реформу, направленную на дерегуляцию как электричества, так и газа, появился целый ряд новых акторов, которым не терпелось воспользоваться преимуществами технологии газовых турбин комбинированного цикла в целях производства электричества. У Великобритании имелись значительные