Том 8. Литературная критика и публицистика - Генрих Манн

мира. Политика молота и наковальни отошла в прошлое; народы, позволяющие господствовать над собой, больше не принимаются в расчет; никто больше не посмеет избивать нас, потому что мы стоим перед всем миром не как разбойники и обманщики, но как граждане великой Германской республики, находящейся в становлении. Сколько бы препятствий мы не встречали на пути, они не помешают становлению нашей республики; наше поражение помогло нам осознать необходимость ее существования и упрочения.

Мы сильны, и не только потому, что нас много; не только потому, что люди представляют собой большую ценность, чем утерянные рудники и шахты. Мы сильны духом и сделаем такой же сильной нашу социальную демократию. Неоценимая польза революции в том, что она с первых шагов освободила настоящую Германию из-под обломков империи. Настоящая Германия с ее терпением, благоразумием, любовью к справедливости снова должна занять свое место на высшей ступени мирового развития, и тогда она станет сильнее, чем была когда-либо. Дух Германии, даже потерявшей свое влияние, внес больше изменений в мировую историю, чем сверженная империя за все время своего владычества. Империя отвергала все, что было в Германии высокого, идейно-вдохновенного. Политическая школа, в которой мы сейчас учимся, научит нас действовать всегда и везде разумно, сообразно нашему духу и не идти на самопожертвование. Мир на земле и справедливость во всем мире — вот чаяния немецкого народа, так же как и французского и греческого. Все великие идеи неизбежно зарождаются в народе как у них, так и у нас. Они достигают и границ Германии. Она их аккумулирует, пополняет своими и возвращает иногда тем, кто оказался более забывчивым или менее настойчивым в достижении своей цели. Так идеи Канта возвратились в Германию. Другие страны думали о мире и боролись за справедливость, в то время как мы этого не хотели. Но все оказалось напрасным по их и по нашей вине. Делом, а не словами, мы подтвердим их собственные высказывания и докажем, что прошло время национального корыстолюбия и на смену ему пришли интересы человечества. Посеем семена добра и взрастим ростки лучшего как у них, так и у нас! Чтобы творить, нужно верить! Не следует забывать Вильсона, хотя он и не выполнил того, что обещал. Обопремся на тех, кто хотя бы наполовину искрение противодействует совершающемуся в наши дни насилию; на либералов и социалистов Англии, на рабочих и интеллигентов Франции, на народ Италии, на тех американцев, которые мыслят, как глава их государства. Многие из них яснее видят происходящее, чем мы, погрязшие глубоко в раскаленном шлаке нашего крушения и к тому же еще всеми унижаемые. Всем приходится трудно! И тем, кому приходится унижать, и тем, кто это должен терпеть. «Если бы даже война состояла из одних твоих поражений, все же твой победитель дойдет до отчаяния». Насилие, совершаемое теперешними победителями, истощит их силы и приблизит их падение; они будут так же несчастны, как мы, и, возможно, еще менее свободны. Франция, которую тяготит ужасный мир, заключенный с нами, и Англия, выполняющая то, что так долго откладывалось. Отдадим должное прежде всего Франции с ее благородными стремлениями к человеческой солидарности, обеспечивающими примирение и культурное сближение с ее ближайшими соседями. Извечной причиной нашей вражды со всем миром были наши разногласия с Францией. Мы должны вернуть нашим противникам человеческое достоинство, которого их лишила победа. И, только сохранив человеческое достоинство побежденных, можно избежать вредоносных последствий поражения. Демократия должна спасти нас, а может быть, и весь мир.

Огромна ответственность каждого из нас; напрасно пытаются некоторые избежать ее, притворяясь ничтожными, или пренебрегать ею, воображая, что они чересчур велики. Даже самые возвышенные умы, способные предвидеть далекое будущее, не могут освободиться от груза своей эпохи, и еще вопрос, будут ли они признаны будущими поколениями. Родимыми пятнами империи были лицемерие и чванство. Умы, опутанные ими, считали себя слишком возвышенными, чтобы снизойти до повседневных мирских дел или даже опрометчиво вступить в политическую борьбу. Им это было несвойственно, так как они были способны только созерцать. Только такая омерзительная формация, как свергнутая империя, могла вынудить некоторых из них принять участие в борьбе против нее. Самая насущная задача демократии и первейшая обязанность ее перед своей эпохой — достойно закончить эту борьбу. Те же, кто был вовлечен в борьбу силой обстоятельств, вовсе не стремятся к демократии; они думают только о собственном благополучии, — колеблясь между любовью и ненавистью, преклонением и бичеванием, они хотят построить мир по своему образу и подобию. Отныне немецкие умы не будут обременены житейскими мелочами; они не будут допущены к участию в налоговом законодательстве; и демократия даже не потребует от них одобрения. Она сама сперва их оценит и признает. И вот тут-то впервые немецкие умы поймут, что значит быть признанными всеми, не изолированными от мира. Не иметь врагов, подвести черту под своим прошлым и хоть один раз, хоть ненадолго чувствовать себя оправданными. Нет ни одного существа, которое не стремилось бы к этому, хотя бы и не на длительный срок.

Потому что это не может длиться долго. Никто не сомневается в том, что согласие и взаимопонимание между народами не могут длиться вечно. Надо поэтому сделать все, чтобы как можно дольше сохранить их; не создавать привилегий для одних и не делать жизнь проклятием для других. В противном случае воцарится подлость, и пути мира и разума снова разойдутся. Народы жаждут мира и счастья. Путь к достижению этой цели — борьба за новую жизнь и новое мышление. Демократия в союзе с разумом породит силы, которые ее же уничтожат, потому что окажутся сильнее ее. Демократия — не окончательная цель, ее призвание — пробудить разум. Величайшее значение демократии в том, что она смело извлекает из множества явлений жизни и культуры все ценное для роста нашего духа. Мы надеемся и искренне верим в то, что из среды подрастающего поколения новой, честной, старательно трудящейся Германии выйдут люди, которые, собрав воедино все народные силы, создадут новый мир, где объединится то, что должно быть едино: власть и мудрость.

БУРЖУАЗНЫЙ ГЕРОЙ{176}

I

днажды бравый Вильгельм Второй{177} в самом начале своей карьеры назвал императора Наполеона выскочкой, желая тем самым сказать о нем нечто унизительное. Тогда это еще могло быть воспринято с неодобрением. Позднее кайзеровская Германия стала слишком снобистской, и слово «выскочка» задело бы ее так же мало, как и прочие наглости.

То,