Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 2. «О дивный новый мир…», 1945–1953 - Андрей Константинович Сорокин

Об обоснованности и реалистичности подходов Сталина на индийском направлении автор предоставляет судить читателю. Вполне вероятным, однако, представляется, что Сталин склонялся к пересмотру своего скептического отношения. В числе его рабочих встреч в последний день работы в кремлевском кабинете 17 февраля 1953 г. — прием посла Индии К.П.Ш. Менона и второго секретаря посольства Кауля. Через полчаса после окончания встречи с послом Сталин там же примет еще и вице-председателя Всемирного совета мира, председателя Всеиндийского совета мира и лауреата Международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами» Сайфуддина Китчлу[768]. К сожалению, в российских архивах запись этих бесед обнаружить не удалось.

Вскоре после смерти советского вождя, в августе 1953 г., возглавивший советское правительство Г. М. Маленков, выступая на заседании Верховного Совета СССР, специально остановится на политике Индии и взаимоотношениях с ней. Эта речь, высоко оценившая роль Индии на международной арене, обозначит новые перспективы отношений двух стран. В 1955 г. состоится так долго ожидавшийся в Индии визит Дж. Неру в Советский Союз, а вслед за ним и ответная поездка советской делегации на высшем уровне, что и выведет отношения двух стран на качественно новый уровень.

«Ответ ЦК ВКП(б) индонезийским товарищам»

Первая брешь в системе колониализма была пробита совсем не в тех географических точках, событиям в которых посвящены предшествующие параграфы этой главы. 17 августа 1945 г., то есть через три дня после капитуляции Японии, состоится провозглашение независимости Республики Индонезии. Лидер национально-освободительного движения Сукарно воспользуется уникальной ситуацией, когда японская администрация признает готовность уйти из страны, а голландская колониальная администрация в нее еще не успеет вернуться.

Вслед за британскими войсками на архипелаг начнут возвращаться и войска колонизаторов. Нидерланды, как и Франция, не собирались расставаться с заморскими владениями, богатыми полезными ископаемыми, и в октябре 1945 г. заявят о непризнании правительства республики. Советская дипломатия поспешит использовать ситуацию для расширения пролома, образовавшегося в стене колониальной системы. 7 января 1946 г. Политбюро утвердило директивы для советской делегации на 1-й сессии Генассамблеи ООН[769]. Советской делегации вменялось в обязанность направить запрос (для начала) о предоставлении информации Генассамблее о положении в Голландской Индии, как тогда продолжала именоваться Индонезия. Индонезийскому вопросу в 1946 г. будет посвящено шесть заседаний Совета Безопасности. Совбез не примет советские предложения, которые апеллировали к принципу устава ООН о признании права каждого народа определить свою судьбу и избрать форму правления, будет отвергнуто и требование создать специальную комиссию. Форсировать события на окраине мира и «вписываться», используя современный жаргонизм, за неизвестного ему деятеля национального движения Сталин, очевидно, не собирался. Не помогут и рекомендации Молотова, который в одной из своих записок этого времени посоветует установить консульские отношения с Республикой Индонезия[770]. Как и на индокитайском театре, Сталин не намеревался втягиваться в авантюру, не сулившую достижения стратегических целей, но при этом грозившую обострением межсоюзнических отношений. Между тем маленькое, но гордое Королевство Нидерландов, не желая терять заморскую жемчужину своей короны, принялось создавать на островах архипелага подконтрольные квазигосударственные образования и принуждать Сукарно признать целесообразность вхождения Республики Индонезия в федеративное государство — Соединенные Штаты Индонезии. Реализовали этот проект в ноябре 1946 г., когда было подписано так называемое Лингаджатское соглашение, за которым в январе 1948 г. последовало еще одно — Ренвильское, названное так по имени американского судна, на борту которого проходили переговоры «под руководством» комиссии трех стран ООН (США, Бельгии и Австралии).

Сукарно (Кусно Сосродихарджо)

1940-е

[Из открытых источников]

В феврале 1948 г. спецпосланник Республики в Восточной Европе Сурипно инициирует вопрос об установлении дипотношений с СССР и заключении договора о дружбе и сотрудничестве. Президент Сукарно и премьер-министр Хатта рассчитывали таким образом обрести поддержку в противостоянии с Нидерландами. Советский МИД даст «добро», и Сталин, полагаясь на рекомендацию Молотова, в мае согласится пойти на установление консульских отношений, но не более того. Индонезийское руководство не выдержит давления голландцев и после ряда маневров дезавуирует инициативу Сурипно. Соглашение об установлении консульских отношений так и не вступит в силу[771].

1948 год станет переломным. Летом в страну из Москвы вернется Мановар Муссо. Некогда сотрудник исполкома Коминтерна, в годы войны он работал переводчиком малайской редакции Издательства литературы на иностранных языках, а в 1945-м был переброшен на пропагандистский фронт и проработал скромным референтом в НИИ № 205, о котором мы поговорим позднее. Подъем антиколониальной борьбы в стране, рост привлекательности коммунистических идей приведут к острому голоду на партийные кадры, и Муссо станет одним из коммунистов, которые вернутся в Индонезию по запросу ее компартии. Никаких специальных поручений Москвы, насколько позволяют судить доступные документы, Муссо с собой не вез. Как засвидетельствуют руководители голландской компартии, во время переговоров с Муссо в Праге они достигнут договоренности о проведении объединительного съезда трех партий и выработке программы действий[772]. В Джакарту Муссо попадет лишь в начале августа, а в начале сентября действительно пройдет съезд, на котором коммунистическая, социалистическая и трудовая партии объявят о создании объединенной компартии. Муссо станет ее генсеком. Как будут докладывать в середине сентября в Москву руководители голландской компартии, начнет реализовываться и вторая часть согласованного в Праге плана — создание Национального фронта с участием всех политических партий и профсоюзных организаций с целью освобождения «от голландских оккупантов и от какого бы то ни было империалистического влияния»[773]. Еще не закончится сентябрь, как грянет гром, которого не ждали услышать ни в Гааге, ни в Москве. В сентябре в третьем по величине городе Индонезии — Мадиуне произойдет мятеж левых сил, направленный против правительства Сукарно — Хатта, его компромиссов с голландцами и Ренвильского соглашения. В мятеже приняли участие и коммунисты во главе с Муссо. Мятеж был подавлен с крайней жестокостью. В распоряжении автора нет документов, которые прямо или косвенно указывали бы на причастность Москвы к мадиунским событиям. Вероятнее всего, как это часто бывало, свойственные молодым компартиям левацкие загибы показались индонезийским коммунистам настолько привлекательными и легко осуществимыми, что значительная их часть оказалась вовлеченной в мадиунский мятеж. Идею национального фронта коммунисты, таким образом, успешно похоронили собственными руками. В феврале 1951 г., принимая руководителей индийской компартии, Сталин скажет: «В Индонезии были хорошие руководители компартии, но они дали себя спровоцировать на преждевременное восстание. Это были хорошие, преданные, смелые люди, но дали себя спровоцировать и погибли»[774].

Вскоре после подавления мятежа Нидерланды проведут так