Россия: страна, которая хочет быть другой. Двадцать пять лет – взгляд изнутри - Хайс Кесслер

Однако благодаря рынку благосостояние медленно, но верно росло, особенно после того как реформаторам удалось в 1996–1997 годах обуздать инфляцию и гарантировать более или менее фиксированный курс рубля по отношению к доллару. Это было важно, потому что многое из того, в чем нуждалась Россия, было импортным. Но также потому, что никто не доверял рублю, а экономика ориентировалась в основном на доллар. Сбережения и крупные суммы денег сразу обменивались на доллары, из-за опасения дальнейшего падения рубля до полного его обесценивания. Цены на многие товары также обозначались в долларах, и, если они долларами и оплачивались, обходились дешевле, потому что иначе цена в долларах конвертировалась в рубли по невыгодному курсу. Благодаря установленному с лета 1995 года фиксированному обменному курсу, эта ситуация начала постепенно меняться, и рубль начал завоевывать доверие. И хотя все еще были убеждены, что страна погружена в глубокую нищету и что в советские времена все было лучше, я наблюдал в домах друзей и родственников приметы постепенного роста благосостояния. Начиналось все в основном с нового телевизора, компьютера или стиральной машины, вещей, которые в Советском Союзе были вожделенными предметами роскоши.

Но уже вскоре обнаружилось, что вновь приобретенное благосостояние опиралось на зыбкую почву.

Регресс и рост

В первой половине 1990-х годов российское правительство брало огромные кредиты для покрытия дефицита бюджета, а с 1995 года – путем массовой скупки рубля – еще и для поддержания его курса. Однако налоговые зачисления оказались абсолютно недостаточны для поддержания этой модели расходов, и российское государство медленно, но верно оказалось вовлечено в пирамиду краткосрочных кредитов, когда раз за разом один кредит погашался другим. Летом 1998 года после азиатского финансового кризиса взорвалась бомба. Россия утратила возможность выполнять свои финансовые обязательства, прекратила все выплаты по процентам и оказалась вынуждена отпустить курс рубля, быстро потерявший три четверти своей стоимости. Почти половина российских банков обанкротилась, банкоматы закрывались. Сбережения населения вылетели в трубу. Доллары исчезли из продажи, и те, у кого еще были рубли, лихорадочно пытались купить на них товары в тех магазинах, которые еще не успели пересчитать ценники согласно новым реалиям.

Это случилось как раз в неделю моей свадьбы. С широкими улыбками мы позировали с Дашей на фоне роскошного длинного лимузина, случайно оказавшегося перед дворцом бракосочетания. Потом мы отправились в свадебное путешествие, покидая Москву в страхе перед грядущим. На это свадебное путешествие в качестве подарка, вопреки традициям, мы просили подарить нам деньги, и наши друзья и родственники одарили нас щедро тем, что потом оказалось их последними долларами. Обменивая их на французские франки в пограничном обменном пункте на Центральном вокзале Амстердама, мы старательно пытались заглушить чувство вины.

Впоследствии этот кризис во многих отношениях оказался замаскированным благом. Теперь государству пришлось оздоровить государственный бюджет и привести в порядок налоговую систему, что способствовало финансовой стабильности, заложив основы для восстановления экономики. Возможно, еще более важной являлась девальвация рубля, ставшая стимулом для отечественного производителя, облегчив конкуренцию с импортом, который теперь стал недоступным. Один за другим начали оживать заводы, и рабочих, еще не нашедших других источников заработка, стали вызывать из неоплачиваемых отпусков. Экономический рост возобновился, сначала еще неуверенно, а затем все более решительно, ускорившись с 2003 года благодаря росту цен на нефть – основному экспортному продукту России.

В период с 1999 по 2008 год российская экономика росла в среднем на семь процентов в год, и это привело к значительному росту благосостояния. Среднемесячный доход в России вырос почти в 12 раз – с 79 долларов в 2000 году до 946 в 2013-м[37]. Это были годы, когда в Москве зарождался средний класс, практически не отличающийся от среднего класса в Амстердаме, Париже, Лондоне или Нью-Йорке. Но и у тех, кто не достиг уровня среднего класса, благосостояние выросло, и жизнь в материальном отношении несравненно улучшилась.

В этом и кроется секрет восхождения Путина к власти. Три года назад режиссер Виталий Манский[38] выпустил документальный фильм «Свидетели Путина»[39]. Манский* когда-то был кремлевским инсайдером, и ему было позволено делать съемки в непосредственном окружении власти, в том числе – когда Ельцин 31 декабря 1999 года неожиданно подал в отставку и передал власть Путину. Три месяца спустя Путин был избран президентом. Инсайдерский взгляд Манского* тревожно прослеживает, как отодвигался Ельцин и как Путин концентрировал власть. Но современного зрителя поражает не столько уникальный материал фильма, сколько то, что он может увидеть на заднем плане: обстановку служебной квартиры Ельцина, шампанское, которое открывается в момент оглашения результатов выборов, банкет, который дает путинская команда, празднуя заполучение власти над крупнейшей страной мира. Эти кадры поражают сегодняшний взгляд необыкновенной скромностью обстановки.

Служебное жилье Ельцина выглядит как обычная квартира среднего класса в сегодняшней Москве, шампанское – не какая-нибудь шикарная «Вдова Клико», а обычное «Российское», а банкет избирательного штаба Путина – это то, что работодатели сегодня постыдятся предложить своему персоналу на корпоративе. Над стоящими на столе бутылками молдавского коньяка и вина «Арбатское» новый президент Российской Федерации поднимает тост за победу. За последующее десятилетие относительная «роскошь» ельцинской квартиры и путинского банкета стали рядовым явлением, доступным абсолютно всем. После нищеты и хронического дефицита 1990-х годов это новое благосостояние возымело волшебный эффект, заставив забыть все прочее.

Рост благосостояния, не будучи заслугой лично Путина или его политики, все же послужил упрочению его власти. Путин подсел к уже накрытому столу. Реформы, предпринятые его предшественниками в ответ на кризис 1998 года, заложили основу десятилетия активного экономического роста, которому с 2003 года «дул в паруса» ветер астрономического роста цен на нефть.

В начале 2002 года я обосновался в Москве, и в ходе последующих пятнадцати лет наблюдал, как нефтяные доллары быстро и неузнаваемо меняют страну. Москва стала динамичным мегаполисом с круглосуточной экономикой, с крупнейшими в западном полушарии филиалами ИКЕИ, бутиками с зашкаливающими ценами, кипящей ресторанной жизнью, барами и клубами, улицами, заполненными бесконечными рядами мерседесов и… самым дорогим капучино в мире.

Выросшая элита «новых русских» щедро трясла мошной. Потребление стало важнейшим символом статуса. Дорогие автомобили, дорогая одежда, дорогие мобильные телефоны, дорогие напитки, дорогая еда, дорогая мебель, дорогие дома – для всего был рынок. Более того, существовал особый нишевый рынок для людей с избытком денег. Однажды, когда я спросил, почему одна бутылка водки стоит в десять раз дороже, чем