Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс С. Скотт

или удовлетворённостью, что и крупный земледелец. И всё же разнонаправленный опыт и интересы этих людей выступают частью одного и того же сообщества дискурса. Их разрозненные и зачастую противоречивые понимания событий нацелены на то, чтобы говорить друг с другом, обращаться друг к другу, и формируются одним и тем же культурным материалом, доступным для всех.

Содержание этой и следующей глав представляет собой попытку описать и проанализировать истоки этого нового классового опыта в Седаке.

Если в предшествующей главе мы рассматривали влияние «зелёной революции» глазами экономического или социального историка, то теперь мы можем посмотреть на те же события предвзятым взором двух групп жителей Седаки – победителей и проигравших. В зависимости от того, к какой из них вы обращаетесь, здесь присутствуют по меньшей мере две «зелёные революции». Но прежде, чем мы начнём погружение в этот материал, следует зафиксировать совершенно очевидную вещь: классовая принадлежность является далеко не единственным социальным опытом, доступным жителям деревни. Различные группировки, соседские и родственные связи – и это лишь некоторые из факторов – формируют собственные линии разлома, которые зачастую не совпадают в точности с классовыми границами.

Кроме того, некоторые цели объединяют селян с их местными противниками в качестве представителей одной этнической группы, одной религии, одной деревни, одного сектора экономики (рисоводства). Эти представленные в опыте другие «я» могут иметь решающее значение в зависимости от конкретной проблемы и контекста. Однако неоспоримый момент заключается в том, что после перехода к двойному сбору урожая отношения собственности стали гораздо более выпуклыми. Впрочем, отношения собственности, как всегда, являются довольно запутанными и не способствуют четкому разделению деревни на две или три части, как будто неким острым социологическим скальпелем. Каждый аспект изменений, состоявшихся начиная с 1972 года, определяет несколько иной набор победителей и проигравших. Например, мелкие землевладельцы, которые хотели бы расширить свои хозяйства за счёт аренды дополнительных земель, могут разделять с бедняками неприязнь к долгосрочным арендным соглашениям, но не разделять их антипатию к использованию комбайнов. И всё же, как мы ещё увидим ниже, в верхнем и нижнем сегментах сельской стратификации присутствует некое совокупное воздействие, достаточное для того, чтобы обеспечить экзистенциальное основания для выработки чего-то напоминающего классовую точку зрения.

В рамках дальнейшего анализа к «бедным», как правило, будут относиться 37 домохозяйств Седаки с наиболее низкими доходами на одного человека. В свою очередь, понятие «богатые» применяется к тем 25 домохозяйствам, которые располагают самыми высокими подушевыми доходами[277]. Несмотря на то, что душевой доход сам по себе является более удачным индикатором классового положения в местном масштабе, нежели совокупный доход или количество земли в собственности, здесь, тем не менее, возникает несколько аномалий, которые напрямую противоречат интуитивным представлениям селян. В таких случаях я следовал мнениям жителей деревни, поскольку они, судя по всему, всякий раз были точны в более широком смысле, нежели мои количественные данные[278]. Расходящиеся точки зрения, рассмотренные ниже, представляют собой, по-видимому, наиболее броские различия в понимании ситуации между богатыми и бедными. Помимо «зоны согласия», мы рассмотрим лишь те представления о переходе к двойным урожаям и его последствиях, которые разделяли богатых и бедных и которых придерживалось значительное число людей из обеих групп.

В глубоко погруженной в более масштабные экономические связи деревне, где часть местных рисовых земель принадлежит внешним владельцам, а жители ищут работу и землю за пределами своей общины, классовые вопросы едва ли могут ограничиваться одной лишь локальной сферой. Тем не менее эти вопросы по большей части имеют четкое локальное проявление. Таким образом, практически каждому изменению в производственных отношениях, вызвавшему негодование бедняков (например, механизация, внесение арендных платежей авансом, сокращение благотворительности, изменения ставок заработной платы), соответствуют как локальные, так и внешние объекты этого негодования. По некоторым вопросам, которые совершенно определенно представляют собой проблемы классового характера – наиболее примечательной среди них является долгосрочная аренда земли, – на местном уровне присутствует немного оппонентов. «Победители» здесь преимущественно находятся за пределами деревни, а бóльшая часть местного населения в целом придерживается единого мнения, хотя, как мы ещё увидим, с совершенно разным уровнем энтузиазма.

Корабли шлют привет и в ночи исчезают[279]

Для того, чтобы проиллюстрировать, каким образом факты, представленные в предыдущей главе, могут приобретать чрезвычайно разные смыслы, можно привести два кратких комментария по поводу текущего положения дел в Седаке. Я сделал выбор в пользу именно этих высказываний, чтобы подчеркнуть стилистику аргументации и контраст, который они привносят. В то же время это не самые разнонаправленные из всех доступных примеров, хотя и не самые схожие – на самом деле они просто вполне репрезентативны. Здесь эти высказывания будут приведены с минимальной интерпретацией – их смысл в контексте более масштабной полемики между победителями и проигравшими станет очевидным лишь позже.

Пак Ях, безземельный батрак с восемью детьми, всегда с огромным трудом сводил концы с концами. О положении этого человека свидетельствует не только его дом, представляющий собой лишь более ухоженную версию жилища Разака, но и его прозвище: односельчане называют его Ях Ботол (Ях Бутылка)[280]. Речь идёт о звуке, который издаёт бутылка с растительным маслом, гремящая в корзине его велосипеда, когда почти каждый день после полудня Пак Ях крутит педали туда-сюда, направляясь к своему дому, расположенному в дальнем конце деревни. Одновременно это прозвище указывает на его бедность, поскольку Пак Ях редко может позволить себе приобретения на более существенную сумму, чем минимальный размер покупки в 30 центов, поэтому ему приходится покупать масло каждый день. Но, в отличие от Разака, он имеет признанную репутацию честного и надёжного работника. Раньше мне доводилось слышать, как Пак Ях горько жаловался на трудности с поиском работы и тщетные попытки арендовать хотя бы небольшой участок земли для выращивания риса. Однако в эту нашу встречу он более рассержен, чем обычно, поскольку ему полностью отказали в средствах, которые недавно распределялись местными лидерами ОМНО в рамках Программы сельского благоустройства. Ничего не досталось и паре его соседей – Нору и Тощему Мату, которые раззадоривают Пака Яха, и он принимается за более глобальную оценку ситуации.

«Богачи отвергают тех, у кого нет денег. Чем больше мы хотим подняться [из нищеты], тем больше нас сталкивают вниз, тем больше жестокости [к нам с их стороны]. Они хотят НАС похоронить (Оран сенан таук оран сусах ке-тефи. Лаги мау анкит, лаги далам; лаги хеджам. Нак бубух клалам буми)». Произнося эту последнюю фразу, Пак Ях делает резкое движение ладонью в направлении земли у своих ног, как будто пытаясь что-то в неё