Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс С. Скотт

вбить, и добавляет: «Мы хотим подняться выше». Поясняя смысл своих слов на конкретном примере, он отмечает, что раньше у зажиточных селян можно было занять риса, но теперь, утверждает Пак Ях, они продают свой рис за деньги, а потом говорят, что денег у них нет.

Это последнее обвинение, которое я несколько раз слышал и от других деревенских бедняков, заслуживает отдельного комментария. Традиционным способом предоставления ссуд и авансов выступали, разумеется, рис-сырец или шлифованный рис (берас) – основные продукты питания. Денежные займы предоставлялись исключительно редко – точно так же ситуация выглядит и сегодня. Бедняки, судя по всему, считают, что продажа риса за деньги отчасти является попыткой богатых людей избежать их назойливых просьб предоставлять им ссуды. Теперь же богачи, продав бóльшую часть своего урожая, могут утверждать, что риса у них осталось ровно столько, чтобы прокормить свою семью, а деньги уже потрачены. У этой процедуры имеется дополнительное преимущество в плане умышленного сокрытия реального положения дел: выяснить, заполнен ли ваш амбар, как правило, можно, зато узнать, есть ли у вас какие-то наличные деньги, нельзя[281].

Отказ предоставлять ссуды, добавляет Пак Ях, демонстрирует, что «они считают ничтожествами тех, кто испытывает нужду. Они не хотят давать нам слово. Они не хотят, чтобы мы поумнели. [Но] теперь бедные понемногу дают отпор, [и когда] богатые это видят, они ещё больше злятся» (Депа пандан, оран сусах, бина! Чакап, так мау, сердик, так мау, Ла ини, оран сусах берлагак лебих; оран сенан тенгок, лаги марах). Замечание о том, что бедные «дают отпор», почти наверняка относится к открытому недовольству в ответ на распределение государственных средств на ремонт домов по партийному признаку.

«Они утверждают, что мы ленивы, – продолжает Пак Ях, – но нам не дают и шанса продолжить учебу или устроиться на государственную работу [например, участвовать в государственных программах переселения]. Они говорят, что мы не хотим работать, но найти работу трудно». Здесь, как и в других случаях, высказывания Пака Яха и других деревенских бедняков превращаются в спор двух сторон, в диалог, в котором обвинения, выдвигаемые против них богатыми, сначала излагаются, а затем опровергаются. Более того, этот спор ведется именно между богатыми и бедными, хотя непосредственной темой, вызвавшей гнев Пака Яха, была полемика между членами ОМНО, среди которых богаты далеко не все, и членами ПАС, среди которых далеко не все бедны.

В следующий раз, спустя почти месяц, я оказался почти в той же самой компании, собравшейся в полдень у дома Пак Яха, и гнев по поводу партийного распределения патронажа по-прежнему бушевал. Особое возмущение присутствующих вызывало обследование домохозяйств, проводившееся перед предоставлением субсидий – по мнению Пак Яха и компании, это было надувательство. Один из вопросов, который задавал проводивший обследование чиновник, звучал буквально так: «Где вы срёте?» Пак Ях ответил на этот вопрос так: присел на землю, прихлопнул пяткой, а затем добавил, что ему даже «приходится срать на чужую землю (кена берак танах оран)». Именно так на деревенском жаргоне звучит обычное выражение для обозначения настоящей нищеты[282].

Но после того, как деньги распределили, стало ясно, что опрос был издевательством. Деньги «выбросили на помойку», утверждает Пак Ях и разыгрывает короткую пантомиму, изображая чиновника, который проверяет список имён указательным пальцем: «Они говорят, что Пак Ях – обеспеченный, даже Дуллах – обеспеченный, даже Сукур – обеспеченный (Депа ката Пак Ях, сенан; Дуллах пун, сенан, Сукур пун, сенан)». Собравшиеся не могут удержаться от смеха, поскольку знают, что три названных домохозяйства – все они сторонники ПАС и одни из самых бедных в деревне – не получили ничего. А Пак Ях тем временем продолжает свою сценку: «Они говорят, что Лебай Пендек – нуждающийся, у Шамсула такое затруднительное положении, что ему придется дать краску для дома, Абу Хассан тоже нуждающийся». Вся эта троица, разумеется, входит в число самых богатых сторонников ОМНО в деревне – и все они получили помощь. Насмешка столь язвительна во многом потому, что деревенское руководство ОМНО без всякой причины проигнорировало созданное собственными руками внешнее впечатление честных и безличных процедур, чтобы попросту вознаградить самих себя и своих последователей. Но и здесь проблема рассматривается с точки зрения богатых и бедных, в смысле искажения фактов богатыми лидерами ОМНО.

Впрочем, если хотя бы немного послушать, что говорят другие жители деревни, перед нами окажется совершенно другая история. Повод для неё представился необычный – это была не просто случайная встреча, подобно большинству моих разговоров с селянами. Когда однажды вечером со мной сели поговорить Хаджи Кадир, его шурин Ток Касим и его зять Газали, стало ясно, что они хотят сообщить мне нечто такое, о чем они заранее договорились вместе. Их появление, несомненно, имело серьезный контекст. Две предшествующие недели я провел преимущественно на молотьбе риса вместе со многими деревенскими бедняками[283]. Во время этой работы мне довелось познакомиться немало с кем из глав бедных домохозяйств, которых прежде я знал лишь поверхностно. В вопросах, которые я затем стал задавать другим жителям деревни, отразилось их беспокойство по поводу потери работы в связи с появлением комбайнов и сокращения «благотворительных» выплат (закат перибади), которые раньше предоставлялись участникам молотьбы. Поэтому, когда ко мне пришли Хаджи Кадир, Ток Касим и Газали, казалось, что они обеспокоены тем, что у меня сложилась неверная картина происходящего, – вот они и явились, чтобы всё мне объяснить[284]. Как и следовало ожидать, все трое по меркам Седаки были обеспеченными людьми.

Хаджи Кадир (Пак Чети), конечно же, был самым богатым человеком в деревне; его зять обрабатывал земли площадью 8,5 релонга, значительную часть которых он может рассчитывать унаследовать, а его шурин обрабатывал шесть релонгов, которые по большей части находились в его собственности. Наш разговор Хаджи Кадир начал с риторического вопроса: «Почему мы называем некоторых людей бедными, хотя на самом деле они зажиточные, а других – зажиточными, хотя на самом они деле бедные?» После чего ответил на собственный вопрос с помощью нескольких примеров, подобранных с далеко идущими целями: «Скажем, Камил: у него нет никакой земли в собственности, но он справляется, потому что он инициативный (resourceful)[285]. Или вот Мат Хир: у него нет земли, но он тоже инициативный». Два эти примера были одновременно уместными, но при этом избирательными. Камил и Мат Хир относились к пяти главам домохозяйств Седаки, которые не владеют рисовыми землями и не имеют никаких перспектив хоть что-нибудь унаследовать, но всё же располагают доходами, значительно превышающими средние показатели по