Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

принципов, а не только политических предрассудков привилегированного профессора Гарварда. Для решения этой проблемы Ролз использует второй аргумент общественного договора, а именно исходную позицию и завесу неведения.

«Исходная позиция» – гипотетический мысленный эксперимент, который представляет честное первоначальное соглашение между равными, способное стать основой для честной схемы общественной кооперации. Репрезентативные индивиды должны выбрать принципы, которые будут регулировать условия кооперации между ними. Предполагается, что каждый индивид имеет мотив стремиться к лучшим исходам для себя. Для понимания индивидуальной психологии в исходной позиции Ролз предполагает модифицированный рациональный эгоизм. Однако если каждый из нас стремится к преимуществу для себя, тогда мы будем пользоваться нашим неравным положением при заключении сделки, и это уж точно не даст нам честности. Для того чтобы решить эту проблему, Ролз вводит идею «завесы неведения», из-за которой индивиды в исходной позиции лишены знания об особенностях их собственной идентичности, таких как возраст, пол, способности, навыки и представления о благе (религиозные, моральные, политические убеждения). Они также лишены знания об особенностях своего общества, своем социальном положении в нем и об уровне развития этого общества. Не имея подобной информации о себе, мы не можем делать выбор, который бы давал нам преимущество перед другими индивидами. Если мы не можем обеспечить собственное преимущество, мы будем в принципе выбирать равенство. Там же, где мы все-таки выберем неравенство, мы допустим его только в тех случаях, когда от этого выиграет индивид, находящийся в наихудшем положении, на случай если мы сами вдруг окажемся таким человеком. И снова эта концепция исходной позиции как модели честной схемы социальной кооперации породила целую индустрию научных исследований. Но нас больше всего интересует обсуждение того, какие следствия теория Ролза влечет для международной или глобальной справедливости.

«Теория справедливости» на удивление мало говорит о сфере международных отношений, поскольку целенаправленно изучает лишь вопрос о справедливости в замкнутом внутреннем обществе. Это, однако, не помешало исследователям рассматривать применение метода Ролза к миру в целом. И если можно задаться вопросом, почему бы не применить общественный договор Гоббса сразу во всем мире, то же самое можно спросить и о Ролзе: почему не быть исходной позиции, из которой принципы справедливости могут быть оправданы глобально? Самой известной работой, в которой был поднят этот вопрос, была книга Чарльза Бейтца «Политическая теория и международные отношения» [Beitz, 1979]. Бейтц утверждает, что модель Ролза применима к области международных отношений по двум причинам. Во-первых, глобальное распределение ресурсов произвольно и ставит вопрос о справедливости в той же мере, что и распределение природных способностей среди индивидов, которое тоже произвольно. Во-вторых, международная торговля и взаимосвязь создают единую схему социальной кооперации и тем самым ставят вопрос о справедливости. Хотя эта международная кооперация неполна (поскольку не всякая страна торгует со всякой другой страной, а некоторые страны вроде Северной Кореи самоизолируются), в целом в современном мире существует достаточно кооперации для создания такой единой схемы. Поэтому по аналогии ролзовский подход может быть распространен и обобщен.

С точки зрения Бейтца, проблема состоит в том, является ли глобальная исходная позиция вторым уровнем договора между государствами, или же она должна быть глобальным исходным соглашением. В своих последующих работах Бейтц в итоге принимает космополитический взгляд на глобальную исходную позицию, согласно которому все элементы социальной справедливости имеют универсальное применение. В этом отношении его позиция зеркально отражает позицию Томаса Поджи [Pogge, 1989], утверждающего, что именно фундаментальные способности индивидов делают их участниками релевантного контекста справедливости, а не их принадлежность к государствам или политическим сообществам. Этот глобальный космополитизм отрицает этическое значение государств или ассоциаций, и он лежит в основе значительной части современной теории международной политики. Однако Ролз в своей последней большой работе «Право народов» [Rawls, 1999] отрицал его: в ней он критикует подобное космополитическое прочтение своей теории и заново подчеркивает ее руссоистский аспект.

«Право народов» – откровенно руссоистский текст. Ролз начинает свою работу с того, что признает в мысли Руссо, пример которой приводится в эпиграфе к этой главе, модель своего рода реалистической утопии, которую он пытается обосновать. Предполагается, что реалистическая утопия принимает людей такими, как они есть, и представляет «институты такими, какими они могут быть». Это не признание изъяна человеческой природы, как можно было бы подумать, ориентируясь на стандартные реалистические теории вроде Гоббса и Макиавелли, но скорее руссоистское признание того, что моральные свойства человеческой свободы и равенства реализуются в особой форме ассоциации, такой как общественный договор у Руссо или справедливая схема кооперации у Ролза. То, какие именно возможны международные институты, определяется, таким образом, приоритетом этих «упорядоченных» и справедливых народов. Важно отметить, что Ролз озабочен «народами», а не стандартными составляющими международной политики, такими как государства или нации. Государства и нации могут быть упорядоченными обществами или режимами справедливости, но они не являются такими по определению. Поэтому остается открытым вопрос о том, как широко собирается Ролз применять «Право народов» к существующим государствам и нациям. Тем самым его доводы зеркально отражают доводы Руссо в отношении европейской системы государств его времени.

Второй важный руссоистский элемент в «Праве народов» – то, как сильно эта работа отличается от идеи «справедливости как честности» в рамках схемы кооперации. Фундаментальные вопросы о справедливости решаются внутри единых схем кооперации в кругу народа каждого общества. Как следствие, нет принципа различия или перераспределения между народами в международной сфере, и именно это огорчало большинство последователей Ролза. Почему же не применить теорию справедливости к разительному неравенству между богатыми и бедными странами? Хотя Ролз не ставит вопрос таким образом, социальная справедливость у него представляется сугубо внутренней проблемой. А учитывая гипотетический характер соглашения между упорядоченными народами, работа по достижению социальной справедливости выполняется на стадии первичного соглашения. Это, естественно, оставляет открытым вопрос о неравенстве природных активов (assets) среди политических обществ. Однако, поскольку Ролз не пытается оспаривать актуальное состояние системы, он игнорирует это неравенство и частично объясняет его тем, что богатство народов рассматривается преимущественно как вопрос интеллектуального капитала и социального выбора. На втором уровне соглашения между справедливыми либеральными народами вырабатываются правила для регулирования взаимосвязей справедливых обществ между собой, их координации и процедур разрешения споров. Ролз перечисляет восемь принципов справедливости, определяющих отношения между свободными и демократическими народами:

1. Народы свободны и независимы, и их свобода и независимость уважаются другими народами.

2. Народы должны соблюдать договоры и взятые на себя обязательства.

3. Народы равны и являются сторонами соглашений, которые связывают их обязательствами.

4. Народы должны соблюдать обязанность невмешательства.

5. Народы имеют право на самозащиту, но не имеют права развязывать войну по иным причинам, кроме самозащиты.

6. Народы должны уважать права человека.

7. Народы обязаны соблюдать некоторые оговоренные ограничения при ведении войны.

8. Народы обязаны помогать другим народам, живущим в неблагоприятных условиях, которые препятствуют образованию у них справедливого и достойного политического или социального режима [Rawls, 1999, p. 37].

Это примерно те же принципы, что перечислялись в трактате «К вечному миру» Иммануила Канта (1795), где рассуждение о республиках ведется в свете идей Руссо о свободных автономных сообществах, сплоченных общей волей. Главный урок «Права народов» в том, что он обязывает справедливые народы признавать при взаимодействии друг с другом равный статус других справедливых народов. Но это не все, что есть в «Праве народов» Ролза. Второй раздел посвящен не-идеальной теории, или тому, что происходит, когда справедливые режимы сталкиваются с режимами, таковыми не являющимися. Это весьма животрепещущий вопрос, учитывая требования множества «либералов» и сторонников прав человека применить военную силу для утверждения их ценностей. Если есть справедливый порядок, а какой-то режим отказывается ему следовать, то почему это не может послужить законным основанием для вторжения? С точки зрения Ролза, это, с одной стороны, теоретический вопрос, учитывая, что некоторые режимы могут приблизиться к упорядоченным, не будучи при этом в полной мере либеральными, но с другой – политический вызов конца XX в., когда либеральные идеи потенциально могли