Первый Выбор - Канира

ответил я. — С самого начала. Каждое событие, каждый выбор — часть бесконечного теста. Эволюция, о которой говорили с Матерью, требует испытаний.

Я остановился, посмотрел на сестру.

— Диди, когда ты пришла ко мне в баре, когда рассказала о Кризисе и вмешательстве Матери… это тоже было частью теста?

Она улыбнулась загадочно.

— Возможно. Или просто я беспокоилась о балансе. Кто знает?

— Ты знаешь.

— Да, — согласилась она. — Но не скажу. Некоторые вещи ты должен понять сам.

Типично для моих братьев и сестёр. Знание без раскрытия. Мудрость через загадки.

— Где они сейчас? — спросил я. — Люцифер и Хлоя.

— У него в квартире, — ответила Диди. — Над Lux. Они разговаривают. О многом. О себе, о том, что происходит между ними. Хлоя пытается понять, кто он на самом деле. А Люцифер пытается быть честным, не раскрывая слишком много, но говоря правду. Он боится, что оттолкнёт её.

— Классическая дилемма, — пробормотал я.

— Ага, — кивнула Диди. — Как быть близким с кем-то, не уничтожая их знанием о том, кто ты есть.

Урок, который я только что пережил с Матерью, возвращался снова. В другом контексте, но с той же сутью.

— Мне нужно поговорить с ним, — решил я.

— Не сегодня, — предупредила Диди. — Дай им время. Они оба пытаются разобраться в чувствах. Твоё появление только усложнит вещи.

— Но…

— Михаил, — она положила руку на моё плечо. — Доверься процессу. Ты же сам говорил Матери о важности позволения смертным идти своим путём. Тот же принцип применим к Люциферу. Он должен сделать свои выборы. Совершить свои ошибки. Без твоего вмешательства.

Она была права. Конечно, была права.

— Трудно, — признал я. — Наблюдать и не действовать.

— Добро пожаловать в мой мир, — усмехнулась Диди. — Я наблюдаю за каждой смертью. Вижу боль, страдание, несправедливость. Но не могу изменить порядок вещей. Могу только быть там, когда конец приходит. Утешать. Направлять.

Она отпустила моё плечо.

— Ты учишься балансу, брат. Между действием и бездействием. Между вмешательством и наблюдением. Это трудный путь. Но необходимый.

Я кивнул медленно.

— Значит, я жду.

— Да, — подтвердила она. — И когда придёт время, когда Люцифер будет готов, ты поговоришь с ним. Не раньше.

Диди начала растворяться, её форма становилась прозрачной.

— Куда ты? — спросил я.

— Работа, — ответила она просто. — Кто-то умирает в больнице через три секунды. Нужно быть там.

— Конечно.

Она исчезла полностью, оставив меня одного на крыше.

Я стоял там долго. Смотрел на город, на миллионы огней. Каждый представлял жизнь. Каждая жизнь — историю. Каждая история — бесчисленные выборы.

Где-то внизу женщина, которую я спас, добиралась домой. Думала о странном человеке в переулке. Может быть, молилась, благодаря бога за спасение. Не зная, что её молитвы были услышаны буквально.

Где-то мужчина, которому я показал правду, сидел в участке полиции. Сдался сам, признался во всех преступлениях. Слёзы всё ещё текли по его лицу, пока он рассказывал детективу о том, что увидел. Что почувствовал.

Детектив не верил в детали. Списывал на наркотики или психическое расстройство. Но преступления были раскрыты. Справедливость, какой бы несовершенной она ни была, восторжествовала.

Маленькие изменения. Минимальное вмешательство. Баланс сохранён.

Но достаточно ли этого?

Вопрос висел в разуме без ответа.

* * *

Спустился с крыши и начал ходить по улицам. Мне нужно было подумать. Поразмышлять. Город ночью был другим. Тише в некоторых районах, громче в других. Бары и клубы гудели жизнью. Бездомные спали в дверных проёмах. Полицейские патрулировали. Обычная ночь в большом городе.

Я шёл, наблюдая. Не вмешиваясь. Просто наблюдая.

Пара поссорилась на углу улицы. Громко, публично. Он кричал, она плакала. Люди проходили мимо, отводя взгляды. Не моё дело. Типичная реакция.

Я остановился на мгновение. Мог вмешаться. Успокоить их. Помочь им увидеть суть конфликта.

Но не стал. Это была их борьба. Их выбор. Как её разрешить или не разрешить.

Прошёл мимо.

Дальше по улице старик копался в мусорном баке. Искал еду. Худой, измождённый. Сколько дней он не ел нормально? Неделю? Две?

Мог бы дать ему деньги. Или еду. Или направить в приют.

Но в городе тысячи таких. Если я помогу одному, почему не всем? Он не особенный. Где граница?

Прошёл мимо. И чувствовал тяжесть решения.

Может быть, Мать была права. Может быть, сострадание требовало действия, даже если действие было несовершенным. Даже если не мог помочь всем, помощь некоторым была лучше, чем ничего.

Но тогда где был конец? Когда вмешательство становилось контролем? Когда помощь становилась удушением?

Я мог помочь всему Творение, но не мог помочь себе убрать сомнение.

Дошёл до парка. Небольшого, городского, с деревьями и скамейками. Сел на одну из них.

Тишина. Относительная. Город всё ещё гудел вокруг, но здесь было тише.

Закрыл глаза. Расширил восприятие. Почувствовал пульс города. Миллионы сердцебиений. Миллионы мыслей. Радости и страдания, переплетённые в бесконечный танец.

Кто-то влюблялся прямо сейчас. Кто-то терял любимого человека. Кто-то рожал. Кто-то умирал. Жизнь во всей её сложности и противоречивости.

И я, существо вне времени, сидел на скамейке и пытался понять, какова моя роль в этом всём.

Открыл глаза.

Передо мной стоял мальчик. Черноволосый. Может быть, восемь лет. Худой, в поношенной одежде. Смотрел на меня большими глазами.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — ответил я.

— Ты ангел? — спросил мальчик прямо.

Вопрос застал врасплох.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что ты светишься, — он указал на меня. — Немного. Когда я смотрю боковым зрением. Ты светишься.

Дети. Они иногда видели то, что взрослые не могли. Их восприятие ещё не было ограничено рациональностью и скептицизмом.

— Может быть, — ответил я спокойно. — А ты кто?

— Томми, — он сел рядом со мной на скамейку. — Я гуляю. Не могу спать.

— Твои родители знают, что ты здесь?

— Родитель, — поправил он. — Мама. Она спит. Работает много, всегда устаёт. Я не хочу её будить.

— Понятно.

Мы сидели молча. Томми качал ногами, не доставая до земли.

— Можешь исполнить желание? — спросил он вдруг.

— Какое?

— Хочу, чтобы мама не болела, — сказал он тихо смотря на землю. — Она болеет. Кашляет. Говорит, что всё нормально, но я вижу. Ей плохо. Можешь вылечить