Дракон из черного стекла - Джим Чайковски

Тазар притянул ее ближе к себе.

– Ты как – в порядке?

Она уставилась на подол своего одеяния, только сейчас заметив на ослепительно-белой ткани пятнышки крови.

– Буду в порядке…

Аалийя молилась, чтобы эти ее слова не оказались ложью.

Лжи на сегодня с нее было достаточно.

Глава 50

С дворцового балкона, выходящего на турнирный двор замка, Врит наблюдал за тысячами собравшихся внизу людей, которых король созвал на это грандиозное торжество. Впрочем, атмосфера была далека от праздничной. Большинство присутствующих сгрудились возле больших костров под низким небом, затянутым темными тучами.

Сверкали молнии, сопровождаемые раскатами грома, над высокими крепостными валами бушевал ветер. За парапетами стены под его яростными порывами трепыхались два высоких костра, отмечая девятый ярус Тайнохолма.

Врит жалел, что не может сейчас спуститься вниз, вернуться в Цитадель Исповедников, однако не осмеливался покинуть свой пост. Его положение при дворе по-прежнему оставалось шатким – даже когда король узнал о существовании бронзового бога, погребенного глубоко под школой.

Целая цепь молний опять прорезала черное брюхо туч. Последовал оглушительный раскат грома, сотрясший балкон и отдавшийся где-то в самой глубине груди. Врит еще плотней закутался в свою серую рясу с низко надвинутым капюшоном.

Впрочем, не один только он испытывал подобные неудобства. По обе стороны от него сидя или стоя расположились прочие советники короля: главный провост, государственный казначей, градоначальник Азантийи, верховный военачальник, а также прочие лизоблюды и подхалимы. Все они тоже ворчали на погоду и незапланированную задержку.

По замку и городу разнесся звон уже второго колокола Вечери, отдаваясь эхом вдалеке и словно пытаясь соперничать с раскатами грома. Ожидалось, что король появится с первым колоколом.

– Что же настолько задержало Его Величие? – недовольно прошептал казначей Хесст.

Жена тут же шикнула на него – и правильно сделала.

Хесст был единственным советником, который пережил устроенную Микейном чистку, последовавшую за его восшествием на престол прошлой зимой. Скорее всего, этот человек сумел сохранить свою жизнь лишь потому, что знал, где спрятано все казенное золото. Во время войны такие люди и сами были на вес золота. Однако отпускать пренебрежительные замечания в адрес Микейна, пусть даже и вскользь, было крайне неразумно даже с его стороны.

Хесст согнулся еще ниже, нервно бросая взгляды на прочих собравшихся, особенно на пару багроволицых Сребростражей, которые неподвижными статуями застыли по обе стороны балкона – всегда глаза и уши короля.

Главный казначей был не одинок в своих жалобах. То же самое доносилось и от собравшихся внизу – тихий ропот недовольства, явно подогреваемый и растущим суеверным страхом. Микейн задумывал этот праздник как радостное событие – не только гражданское, но и воинское торжество в честь собственного правления. По всему двору было развешано множество больших знамен, однако часть из них ветер уже сорвал и унес прочь, а к пирамидам бочонков с элем так почти никто и не притронулся.

Гроза по-прежнему сдерживала любое веселье.

Вообще-то многие восприняли непогоду еще как одно дурное предзнаменование. Врит уже слышал о гуляющих по Азантийе слухах – о рождении сына-урода, которое многие сочли проклятием, нависшим над династией Массиф, – и подозревал, что такая реакция имела отношение не столько к ребенку, сколько к растущему недовольству, которое зрело с тех самых пор, как Микейн обосновался на троне.

Какое бы сочувствие ни снискал король после отравления королевы, эта история с младенцем-калекой заметно подкосила его позиции среди простого народа. Многие пришли к убеждению, что такие несчастья, валящиеся ему на голову одно за другим, могли быть только карой богов.

Врит покачал головой.

«Наверное, Микейну все-таки следовало вонзить свой кинжал в худенькую грудку этого младенца, после чего обвинить в его смерти отравление королевы и нацелить указующий перст на Южный Клаш и своего братца».

С другой стороны, в смерти королевского отпрыска можно было с равным успехом обвинить и тех же богов. Переломить подобные настроения, когда люди уже успели что-то прочно вбить себе в голову, – это все равно что пытаться повернуть вспять течение реки, вздувшейся от грозового ливня.

Тем не менее такую попытку все-таки следовало предпринять.

Целью этого грандиозного праздника как раз и было развеять подобные страхи, вселить веру в правление короля и сплотить народ. Но даже такой самонадеянный монарх, как Микейн, не мог диктовать ветру, в какую сторону дуть.

Как и сейчас.

Небо расколола молния, ударив прямо в один из флагштоков на парапете. Тот разлетелся на горящие куски, превратив знамя в факел.

Порывы завывающего ветра резко покрепчали, неся с собой первые брызги дождя.

Ропот внизу усилился. Темная масса людей потекла к воротам.

Но стихнувшие вдали раскаты грома тут же сменило пронзительное пение труб. Эти яркие, жизнеутверждающие звуки словно бросали вызов всей этой мрачной обстановке, разносясь по всему турнирному двору.

Захваченная этой какофонией, толпа замедлила шаг. Лица в ней стали поворачиваться к балкону. После долгого ожидания любопытство заставило людей прирасти к месту.

Прямо под балконом, резко фыркнув, вспыхнули огромные костры, пламя которых едва не лизало перила. Это эффектное зрелище было встречено одобрительными возгласами.

Двойные двери за спиной у Врита широко распахнулись.

На балкон налетел еще один сильный порыв ветра, и перед взорами собравшихся предстал верховный король Микейн ри Массиф, наследный властитель Халендии, законный правитель всего королевства и его территорий. Облачен он был в легкие серебристые доспехи – в тон серебряной маске с выгравированным на ней династическим гербом. Ветер подхватил его бархатную накидку, отороченную блестящим лисьим мехом, полы которой распахнулись на ветру, словно широкие крылья. Казалось, будто Микейн вот-вот взмоет с балкона ввысь – как будто эта буря славила, а не проклинала его.

Даже у Врита слегка перехватило в горле от этого зрелища.

Толпа внизу была не столь сдержанна. Появление Микейна, который подошел к перилам, высоко подняв руки, было встречено рукоплесканиями и криками восторга. Вслед за королем на балконе появилась огромная фигура капитана Торина, который поравнялся с Вритом.

Не обращая внимания на начавшийся дождь, Микейн громогласно обратился к толпе:

– Добро пожаловать в Вышний Оплот! – Он по-прежнему держал одну руку воздетой ввысь. – Видите, даже боги бури приветствуют рождение моего нового сына Одина – ребенка, рожденного из яда и раздоров, но любимого королевой, матерью, которая боролась за то, чтобы дать ему жизнь, до самого своего последнего вдоха – вдоха, который она передала своему сыну, когда испустила дух!

Голоса внизу принялись скандировать имя Миэллы, восхваляя принесенную ею жертву.

Микейн тем временем продолжал:

– О, я уже слышал все