Дракон из черного стекла - Джим Чайковски

Толпа притихла, ожидая, что последует дальше.

Даже Врит выпрямился, гадая, уж не собирается ли Микейн отречься от собственного сына.

– И да, это правда! – воскликнул тот. – Сын мой и впрямь жестоко страдает!

Толпа дружно ахнула.

Врит поймал себя на том, что это признание и его самого застигло врасплох.

Король без всякой передышки продолжал:

– Но он сражается! Его воля – это воля его матери и отца! Это не проклятие! Это свидетельство борьбы самой королевы, воплощенное в плоть и кровь!

В этот миг небо прорезала молния, как будто сами боги решили подтвердить эти его слова.

Когда раскаты грома сотрясли все вокруг, а затем стихли, Микейн схватился за перила и перегнулся через них. Его слова последовали за этим ворчанием из темных облаков в огненный сумрак двора:

– Вы бы хотели, чтоб я бросил Миэллу, когда королеву столь подло отравили? Вы бы хотели, чтоб я отвернулся от ее борьбы, ее страданий? Я – тот король, что был коронован на этих священных землях?

Дружные крики «Нет!» донеслись до балкона, эхом заметавшись по нему.

Голос Микейна звучал со скорбной уверенностью – каждый произнесенный им слог ударом кинжала вонзался в постигшую его злую судьбу:

– Да как же я могу отречься от своего сына, который не проклят богами, а благословлен ими? Которому дарованы были жизнь и дыхание, когда на это не оставалось никакой надежды?

До балкона вновь донеслись одобрительные возгласы, хотя на сей раз довольно жиденькие. Похоже, одни лишь слова так и не смогли пробиться сквозь каменное сердце суеверий. Восторг толпы явно начинал угасать.

Однако Микейн отказывался сдаваться:

– Обращаюсь к тем, кто до сих пор сомневается во мне! Кто до сих пор сомневается в богах! Позвольте мне показать вам, насколько благословен мой сын! – Он махнул рукой в сторону балконных дверей. – Сами боги снизошли в Азантийю, чтобы пролить свое величие на моего сына и на всю Халендию!

Через порог на балкон шагнула какая-то огромная фигура, закутанная в белую мантию с капюшоном. Мраморные плитки затрещали под ее тяжелой поступью. Все, кто находился поблизости, в страхе отступили. Внизу, в толпе, воцарилась тишина, поглотившая последние аплодисменты.

Врит лишь насупился. Он знал, что в итоге здесь появится Крест Элигор, однако не предполагал, насколько тесно король свяжет представление этого бронзового бога народу со своим собственным сыном, со своей родословной.

Врит злобно скривился. Он не только никак не участвовал во всем этом действе, но и был в принципе отстранен от дальнейшего служения Элигору.

Кое-кто другой занял его место.

«В качестве наказания со стороны злопамятного короля».

Врит перевел взгляд на Бкаррина, который следовал за Элигором, как собака за своим хозяином. Он не мог отрицать результата забот и трудов своего коллеги. Когда на формирующегося бога буквально обрушился поток редких металлов и минералов, Элигор заметно прибавил в силе. Теперь он достаточно окреп для долгого восхождения из недр Цитадели Исповедников на эту высокую королевскую трибуну. Хотя Врит знал, что мощь возрожденного та’вина по-прежнему не беспредельна. Он подозревал, что задержка с появлением Микейна на публике была никак не связана с самим королем, а объяснялась тем, что бронзовый Крест слишком медленно выбирался из глубин, сберегая силы.

«Но для чего он здесь?»

Подойдя к перилам, Элигор остановился у плеча Микейна. Король обратился к притихшей черни:

– Прошлой зимой, после своей коронации, я стоял на этом самом месте. И обещал вам, что наступит Новый рассвет! Обещал вам стать предвестником Нового Солнца! Которое озарит Халендию во всей своей славе и величии! – Чуть отступив в сторону, Микейн величественным жестом указал на Элигора: – Так узрите же собственными глазами это Новое Солнце, которое взошло, чтобы благословить рождение моего ребенка! И которое возвестит о наступлении Нового Рассвета для Халендии!

По этому сигналу белое одеяние упало с Элигора, оставив его обнаженным перед бурей. Он стоял, сияя своей бронзой, на поверхности которой с потрескиванием гуляли искрящиеся потоки энергии.

Собравшиеся на балконе рассыпались по сторонам, вскрикнув от потрясения. Некоторые в панике бросились к выходу, устроив давку в дверях.

И тут Врит почувствовал это – неуклонный рост давления, ощущаемый в ушах, в груди, во впадине под повязкой на глазу – и напрягся, зная, что сейчас произойдет, поскольку уже испытывал нечто подобное.

Внезапно это давление резко спало, отчего у него перехватило дыхание.

Фигура Элигора перед ним, перед всеми остальными, вдруг резко полыхнула ослепительной вспышкой – пылающим солнцем, рожденным из бронзы. Врит даже заслонился от этого нестерпимого сияния рукой, готовый поклясться, что видит просвечивающие сквозь собственную плоть кости.

В центре этого солнца вырисовывалась темная фигура бога.

Один из Сребростражей схватил Микейна и закрыл короля своим телом.

Мрамор пошел трещинами от жара. Железные перила балкона расплавились, причудливо изогнувшись. Из облаков вырвались было молнии, ударяя в эту скверну, рождающуюся внизу, словно пытаясь уничтожить ее. Но каждая из молний лишь бессильно гасла, достигнув этого огненного солнца, оставляя после себя лишь раскаты грома, сотрясающие балкон. Врит невольно упал на колени.

И все же широко раскрытыми глазами смотрел на это зрелище, навеки запечатлевая его в своей памяти.

А затем, еще через несколько мгновений, все вдруг прекратилось само собой – вся эта энергия обрушилась в черный колодец, который представляло собой темное тело Креста. Сияние померкло, и в центре разрушенного балкона осталась стоять лишь все та же бронзовая фигура. Элигор все еще светился, словно затухающий уголек, но вскоре потускнел окончательно.

Едва поднявшись с пола, Бкаррин кинулся подбирать плащ, брошенный одним из тех, кто ударился в бегство, и накинул его на плечи Элигора, поскольку его мантия сгорела дотла. А потом повел бронзовую фигуру прочь. Крест едва переставлял словно налившиеся свинцом ноги, но все еще держался прямо, что свидетельствовало о его заметно выросшей мощи.

Когда оба скрылись за дверями, Микейн опять подошел к перилам, стараясь держаться подальше от того места, где только что стоял Элигор, которое по-прежнему излучало сильный жар. Железные перила тускло светились, раскаленные докрасна.

Король поднял руку, обращаясь к толпе, которая отшатнулась при рождении нового солнца. Словно по этому сигналу, густые тучи разродились проливным дождем. Горячий мрамор и раскаленное железо окутали клубы пара.

– Засвидетельствуйте же это чудо – вы, немногие избранные! Разнесите весть об этом Новом Рассвете! О благословении богов, снизошедшем на наше королевство!

В ответ снизу донеслись крики, благоговейный страх в которых смешался с ликованием и восторгом.