Схватка (повести о чекистах) - Юзеф Янушевич Принцев

Мкртчана Салтыков переправил в Армению и реализовал там 19 поделок, изготовленных Аббатским, на всех из которых имелись фальшивые клейма мастера Фаберже. Общая сумма полученных им от продажи данных поделок денег составляет около ста пятидесяти тысяч рублей...»

Глава 2

Бытие определяет сознание... С некоторых пор Борису Никитичу Салтыкову, как никогда еще в жизни, стали тесны рамки созданного им же житейского антуража. Так всегда честолюбив молодой провинциальный артист, сорвавший первые аплодисменты на своей небольшой сцене. После них к нему в беспокойных снах начинают врываться овации больших столичных театров, шумная слава кинематографа, и в глазах рябят уже разноцветные кадры будущих цветов, брошенных к ногам поклонниками его таланта.

То, что творилось теперь в душе Салтыкова, было этому сродни по своей сути с той лишь разницей, что ни реклама, ни слава его отнюдь не прельщали. Нетрудно представить, что это очень бы ему повредило. Борис Никитич почувствовал, нет, вернее, со всем азартом впитал в себя дурманящий вкус другого, более материального и верного для жизни предмета вожделений: денег!

Как странна, как необъяснима человеческая природа! Почему кто-либо, достигший выдающихся показателей или результатов в своем деле, стремится к еще большим? Почему человеку всегда мало достигнутого? Посмотрите на спортсменов: силач, превозмогая пытки каждодневных тренировок, рискуя порвать натруженные мышцы, радуется, как ребенок, если осилит штангу хотя бы на грамм тяжелее вчерашней, прыгун до изнурения работает, чтобы поднять планку на миллиметр. А граммы и миллиметры даются только при условии полного самоотречения, только тем, кто поборет свою лень, свою плоть, самого себя. Что движет людьми? Зависть к тем, кто достиг большего, тщеславие или сознательное стремление к идеалу, к гармонии, к совершенству?

Наверное, подобные «двигатели» у всех различны, как разны и сами люди.

Борисом Никитичем поначалу двигала самая заурядная зависть, и со временем липкие и душные ее объятия все плотнее обволакивали его.

Когда кончилась война, десятилетний Салтыков завидовал сверстникам, у которых отцы вернулись. Еще в сорок втором рядовой Никита Савельевич Салтыков пропал без вести в боях под Ржевом. Но в сорок девятом как снег на голову свалился и он, прошедший плен и отсидевший за какое-то воинское преступление. Батя пришел потухший, почти каждый вечер напивался, в пьяном бреду просил какого-то Кольку простить за то, что «сдал его немцам». Видно, совесть у отца была нечиста. Борис возненавидел его и стал завидовать теперь тем, у кого отцы не вернулись.

В школе он завидовал сытым, хорошо одетым мальчикам и девочкам, живущим в отдельных квартирах, завидовал тем, кто его сильнее, завидовал цветастым, шумным иностранцам, когда около гостиниц в стайке бойкой безотцовщины клянчил у них жвачку: «Месье, дай чивень, а! Ну дай чивень!»

Салтыков рано осознал, что жизнь безжалостна к тем, кто слаб, кто хнычет, что в люди его может вывести только труд.

Он хорошо учился в школе и всегда ходил в активистах. Учителям он нравился. Но друзей у него никогда не было, одноклассники его презирали и не принимали в компании, потому что Салтыков продавал любого, если возникала угроза его официальной репутации.

Когда он учился в старших классах, в моду вошло увлечение набирающей силу кибернетикой, в вуз, который стал готовить электронщиков, был ужасный конкурс, но Салтыков поступил в него, хотя это далось нелегко.

Но после института начались будни рядового инженера с их жесткой дисциплиной, необходимостью послушания тем, кто достиг большего, и, увы, с совсем не той зарплатой, с которой хотелось бы начинать жить. А рядом по городу ходили молодые люди, которым жилось веселее и вольготнее, которых не мучили финансовые проблемы. Салтыков начал завидовать им.

Он долго добивался места бармена. Прошел ради этого через унижения перед людьми, которых презирал всей душой, через большие затраты времени, сил и денег и стал наконец, кем захотел. Да не просто, а получил место в валютном баре, что обслуживал иностранных туристов.

Атмосфера вседозволенности сбила с толку, и Борис Никитич потерял осторожность. Через восемь месяцев он попался на сделке с валютным перекупщиком... Спасли хорошие характеристики: отсидел только два года и вышел из мест заключения с твердой уверенностью, что попался случайно, и зароком: выверять каждый шаг.

Как жить дальше, он тщательно продумал — благо было на это время — и решил в торговлю больше не соваться, чтобы не быть на виду. Устроился инженером в жилищный трест. Деньги, конечно, аховые, зато есть время осмотреться: «Ушел в седьмой микрорайон проверять теплосеть...» Иди проверяй хоть три дня. Попробуй найди его.

Аббатский и их микрофирма были находкой и детищем Бориса Никитича. Он гордился этой своей удачей и втайне жалел, что никому не может похвастаться своей изобретательностью и хваткой. Никому, даже Аббатскому, потому что тот вряд ли одобрил бы несоразмерность получаемой выгоды за свои же творения.

И все же надо было как можно быстрее переключиться на другой бизнес. Салтыков не опасался, что люди, приобретающие изделия Аббатского, когда-либо вдруг догадаются, что это подделка. Для большинства обывателей, как считал Борис Никитич, подлинность товара, который они приобрели, безусловно важна, но гораздо более важен для них сам факт обладания рюмкой или пепельницей, на которых стоит штамп знаменитого мастера. Но Салтыкова начало донимать ощущение, что «дело» пора закрывать: слишком много покупателей вовлечено в орбиту. Где гарантии, что власти не заинтересуются: что это за неиссякаемый источник исторических ценностей образовался в городе Прибалтийске? И тогда ему, Салтыкову, придется прервать ощущение свободы на более длительный срок, чем в первый раз.

Да и деньги сделаны немалые. О таких и не мечталось даже будучи в барменстве.

Нет, нужно новое дело, с его, Салтыкова, уровнем и хваткой. Дело широкое, разветвленное, с выходом на зарубежный рынок, на валюту, на качественно новый уровень.

Чтобы подняться на эту ступень, кроме денег нужны были толковые, смелые и знающие люди, способные пойти на большой риск. Найти таких людей стало главной для Салтыкова задачей.

Его величество Случай. Уму непостижимы его механизмы, пружины, запускающие его, приводящие в действие. Что это — феномен природы, рок или просто аномалия, нелепость, бестолковщина? Идет по городу кто-то преуспевающий, цветущий, радующийся весне, жизни, и вдруг падает откуда-то кирпич или сходит с рельсов трамвай... А то вдруг наоборот: завязнет человек в болоте, в трясине, в чем-то зловонно-безысходном, и ни жить, ни кричать нет больше сил и — нате! Случайно пройдет кто-то рядом, бросит спасательный круг, протянет руку... Всяко бывает. К восприятию случая как явления все относятся по-разному. Лично Борис Никитич считает,