Приключения Петьки Зулина - Георгий Анатольевич Никулин

задранными вверх оглоблями[50]. Чинно друг за другом усаживались девчата. Кто-нибудь из подростков брался править. Сани начинали наклоняться, двигаясь под гору, и тут с обеих сторон на головы сидящих, как охапки тряпья, наваливались ребята. Придавленные девчата визжали, а воз со множеством торчащих рук и ног стремительно летел книзу. Больше никто санями не управлял, они вылетали с расчищенной дорожки и опрокидывались в снег.

Такое катание было легкой «затравкой» перед гоньбой на лошадях. А пока взрослые «гостевали» у родни. От пляски гнулись полы, позванивали стекла в рамах, на столах лежали горы перемасленных блинов, рыбной и другой закуски к блинам, стояли бутылки самогонки. В печах варилась и жарилась разная снедь; угоревшие хозяйки выскакивали во двор и пригоршнями хватали снег, глотали его или прикладывали ко лбу. А гости все пили, пели и плясали. Но не в каждом доме пировали. Иные хозяйки уже получили известие о гибели своих мужей.

К вечеру первого дня разгорелось настоящее катание на конях, и главная улица села покрылась слоем размолотого снега. Взад и вперед носились тройки разряженных, напуганных лошадей, мчащих сани с орущими людьми. Заливались колокольчики, развевались ленты, горели на сбруе начищенные медные бляхи и бубенчики. Развалясь на ковровых сидениях, «шиковали» в распахнутых шубах хмельные мужики, бабы чинно сидели, покрытые «неодеванными» праздничными платками, а табуны мальчишек снежками забрасывали разряженных седоков.

Взмыленные и разгоряченные лошади передними ногами заскакивали в чужие сани, с храпом брызгая пеной. Нередко сани сталкивались, сцеплялись ободьями, опрокидывались. Все вываливались в общую кучу и с трудом разбирались — где свои и где чужие. Тут же при случае происходили легкие потасовки. Перекинутся люди парой тумаков, да и разойдутся. А если посильнее попадет кому-нибудь обидчивому, то он уже не отступит, и, нарушая общее веселье, обиженный летит стоя в кошевке[51], раздирает рубаху на груди и готов подраться даже со своим лучшим другом.

Каталась широкая масленица из конца в конец села, на три версты длиной. Песни и гармошки не умолкали и поздней ночью; собаки, лая на беспорядок, охрипли и спали по дальним углам дворов, а люди, промявшись, заворачивали коней во дворы к сватам и кумовьям, и все начиналось сначала. Многоопытные бабы старательно отводили от скандалов мужей. Глядишь, иной уже под лавкой, иного, как бревно, кладут в сани и везут домой.

С полудня по селу носился Проня-Лихач. Его не любили, подозревали во многих пакостях. Теперь, когда на фронт уходили пожилые бородачи, общество ждало, что оборвется чудесный волосок, за который держался Проня, и село избавится от него.

Карауля Володьку, Петька стоял у ворот. В это время вдовый Кирилл-Печник, друг Котова, пробирался через дорогу, возвращаясь от кумы. Котов, которому где-то уже «наподдавали», гнал коней стоя в кошевке и, как полагается обиженному, вопил: «Вызываю!» Он не заметил друга, кошевка вильнула, и сбитый с ног Кирилл несколько раз перекувырнулся в снегу. Котов остановился и крикнул что-то обидное.

Проня-Лихач засмеялся, осадил коней около упавшего. Он как друг помог подняться Кириллу, задержал Котова и столкнул их на драку, словно петухов.

— Дай ему крепче! — смеялся Проня, теша затаенную злобу на Котова и стараясь разжечь драку.

— Гад Пронька, обожди, все дела твои раскроем. Народ тебя осудит, — сказал опомнившись Кирилл-Печник. Он сразу получил толчок в спину, сунулся на Котова, и оба они чуть не упали. Пока они возились, Котов обронил рукавицу. Проня украдкой подобрал ее и сунул к себе в карман. Петька заметил, что рукавица была с правой руки.

Тут подоспели люди и с шутками развели пьяных.

— Ну ничего, они еще сорвутся и до конца жизни будут в злобе друг на дружку, — утверждал Проня.

В третий день масленой Проня объявил, что уезжает на дальние прииски. Его нарядная кошевка пронеслась по улице, и звон колокольчиков заглох за селом.

Глава 9. Ужасное известие

На четвертый день поутихло на улице. Дядя Вася сказал, что они и так просидели дома все праздники, и предложил прокатиться.

На берег реки выскакивали веселые подводы, катальщики делали круг на льду и с гамом уносились обратно в село. Тут было еще шумно, но за рекой стояла тишина. За черемуховыми островами, за протокой дорога глохла в лесу. В тишине дремали заснеженные деревья, крутясь падали снежинки. Февральский ветер начертил на снегу узоров, навил гребней, хребтов.

В воздухе темнело. В легких санках сидели мать и дядя, а тетя Настя — на облучке. Рядом с нею, мешая править, вертелся Петька. Застоявшийся Мышонок бойко вскидывал ноги и шел крупной рысью.

— Вон, смотри, волк, — пошутил дядя, показывая на пень, задравший коренья к небу. Как бы поддерживая шутку, Мышонок всхрапнул, шарахнулся и понес, ударяя копытами в передок санок.

Никогда еще Петьке не приходилось так быстро мчаться. Санки кидало из стороны в сторону, мать испуганно вцепилась в дядю, тетя Настя, натягивая вожжи, завалилась на спину и лежала у них на коленях, но Мышонок закусил удила.

Одному Петьке было весело. Он даже встал на ноги. Он наслаждался бешеной скачкой. Казалось, от ветра вырастают крылья и сам сможешь помчаться впереди лошади. Будто от страха, Петька орал и этим еще больше погонял Мышонка.

Никто не заметил, как он вылетел из санок. У него в глазах закружилась белая пелена, и сразу, словно сунули головой в вату, исчезли все звуки. Через секунду вата укусила холодными иголками за лицо, за шею, полезла за воротник. По спине покатились мурашки. Мальчик остался с головой зарытым в снег, а санки перепрыгнули ухаб и исчезли за поворотом дороги.

Из ямы было видно только серое небо. Пошевелив руками, потом ногами и убедясь в их целости, он встал и оказался шагах в пяти от дороги. Снег доходил до пояса.

Вначале Петька был рад приключению. «Вот бы мне сюда Володьку, — подумал он, — мы бы нарыли ходы под снегом. У дороги можно построить настоящую крепость и ограбить обоз с золотом».

В сумерках отдельные деревья за вырубкой сливались в общую массу, на фоне неба выделялись только верхушки самых высоких.

Петька брел по снегу довольно долго и не сразу узнал то место, где напугался Мышонок. Неподалеку от причудливого пня искатель приключений заметил странный след, будто что-то тяжелое черкнуло по снегу и утонуло в нем. Тотчас раскопав снег, он поднял топор. Топор был в крови. Видимо, его закинули сюда с дороги.

Петькина смелость сразу потускнела. Он бросил топор и опрометью выскочил на дорогу. Ему захотелось очутиться подальше от этого