Гюро переезжает - Анне-Катарина Вестли

Бабушка посидела, размышляя над недавним происшествием, затем взяла книжку и продолжила чтение. Она подумала было выпить ещё чашечку кофе, но потом сказала себе:

– Нет, хватит уже, пора остановиться. Слышишь, Самоварная Труба, нельзя целый день беспрерывно хлебать кофе, это вредно для здоровья.

Самоварная Труба не ответила, она стояла, уставившись в миску для воды. В миске было пусто.

– Как же это я так запамятовала, – сказала бабушка. – Розе дала, Бычку дала, курицам дала, а тебя и забыла! Сейчас будет тебе вода!

Бабушка взяла ковшик и налила в миску воды, Самоварная Труба бросилась лакать воду с таким удовольствием, словно это была самая вкусная вещь на свете – что там какой-то кофе!

Только бабушка устроилась почитать, как вдруг в дверь постучали. Самоварная Труба вскочила и с лаем бросилась к двери.

– Ладно, ладно, – сказала бабушка. – Правильно, что полаяла пострашней. Если там нехорошие люди, они испугаются, а если хорошие, тогда перестань.

Бабушка взглянула в кухонное окно и увидела под дверью двоих молодых парней.

– Здравствуйте, бабушка! Извините, если помешали! Мы хотели поговорить со всеми, кто живёт в доме.

– Кроме меня сейчас никого нет, – сказала бабушка.

– Эдвард нам так и сказал. Надо было нам подождать до вечера.

– Так вы знаете Эдварда? Тогда заходите, пожалуйста. Слышишь, Самоварная Труба, хватит тебе, замолчи! Выпьете кофейку?

– Нет, спасибо, – отказались ребята. – У нас мало времени. Мы только расскажем, по какому делу пришли, и пойдём дальше. А дело в том, что через Тириллтопен хотят провести дорогу шириной восемь метров, от этого пострадают зелёные насаждения и пойдут выхлопные газы – одним словом, ничего хорошего. Поэтому мы считаем, что дорогу надо прокладывать в обход, чтобы нам не волноваться за детей и чтобы не страдать от уличного шума. Вот мы и пришли к вам с подписным листом и просим вас тоже поддержать нас и поставить свою подпись.

На этот раз бабушка знала, где её очки, они уже были у неё на носу. Поэтому она внимательно выслушала, что говорят парни. Когда они кончили, она кивнула:

– Вот вы объяснили толково. Которые раньше-то приходили, тех я не очень поняла, что им надо. А Эдвард после меня будет смотреть, что тут написано?

– Да, – сказали ребята.

– Тогда я уж постараюсь написать поразборчивей, – сказала бабушка.

На этот раз она была в очках и хорошо видела буквы. Подписавшись, она посмотрела, что получилось:

– Вроде бы прилично на вид.

– Не то слово, – сказал один из ребят. – Очень даже здорово. Мне бы так писать, но нас теперь этому не учат. Спасибо вам, бабушка! Всего вам доброго и передайте привет вашим домашним. Мы ещё зайдём к ним попозже.

Ребята ушли, а бабушка села в кресло-качалку и занялась вязанием. Повязав немного, она вдруг задумалась. В ушах у неё явственно зазвучали голоса первых посетительниц. Когда они приходили, все мысли бабушки были заняты только тем, как бы найти очки, и она плохо слышала, что они ей говорили. А ведь говорили они, что не согласны с прокладкой новой дороги в обход Тириллтопена! Они хотели, чтобы дорога шла через самый центр, и бабушка поставила свою подпись в их список.

– Ох, Самоварная Труба, что же это я наделала! Я ведь, можно сказать, поступила как мошенница, если расписалась на обоих листах и отдала свой голос за ту и за другую сторону!

Бабушка совсем расстроилась. И тут снова в дверь постучали. Бабушка затаилась как мышка, чего нельзя было сказать о Самоварной Трубе. Глядя на то, что бабушка не встаёт и не идёт отворять дверь, она перестала лаять. Ведь раз бабушка молчит, то Самоварная Труба как будто осталась одна в пустом доме, и тут вся её храбрость куда-то пропала.

– Бабушка, это я – почтальон! – послышалось из-за двери. – Я только хотел, чтобы вы расписались на этой бумажке. Я принёс вам посылку.

– Ну уж нет! – ответила бабушка. – Ни за что не буду расписываться ни на каких бумажках. Даже и не проси!

– Да, но без расписки я не могу отдать вам посылку, – ответил голос за дверью.

– Можешь не уговаривать. Я и так уж сегодня нарасписывалась. С меня хватит!

И в этот самый момент пришли Гюро, Тюлинька и Сократ. Они ходили в лес погулять перед обедом и по пути решили завернуть к бабушке.

– Как вы, бабушка? Уж не заболели ли? – спросила Тюлинька.

– Да нет. Чувствую я себя вроде бы хорошо, – сказала бабушка. – Да вот нынче утром так отличилась, что и сказать стыдно.

– Она говорит, что не станет расписываться, – сказал почтальон. – А без расписки я не могу отдать ей посылку.

– Давайте я за неё распишусь, – предложила Тюлинька. – Я напишу, что расписываюсь за бабушку, и поставлю свою подпись. По-моему, этого будет достаточно.

Тюлинька получила посылку. Она оказалась увесистой. Почтальон сказал:

– Я принёс её, чтобы бабушке не ходить за ней на почту. Это же вон как далеко. Передайте ей привет и объясните, в чём дело.

– Большое спасибо, – сказала Тюлинька. – Вы были очень добры.

– Можно нам войти? – спросила Гюро.

– Только если не за подписью, – ответила бабушка.

– Мы не за подписью, – сказал Сократ. – Мы отдать посылку.

Тогда бабушка их впустила.

– Мы тоже все получили посылки, – сказала Тюлинька. – И Гюро, и я, и Сократ. Нам с Андерсеном прислали выдержанный сыр, а Гюро и Сократу – по деревянной ложке.

Бабушка вскрыла посылку, и в ней оказался целый круг козьего сыра. При нём было вложено письмецо: «Бабушке из лесного домика от Индивида. Это настоящий козий сыр – скромный подарок в знак благодарности за тёплый приём, который оказывали ему Вы и Самоварная Труба. С сердечным приветом маме и папе от Индивида, который жив-здоров и доволен своей жизнью в Вестланне».

Бабушка заметно повеселела, но снова вспомнила давешнее приключение и рассказала всё Тюлиньке.

– Как ты думаешь, что они сделают со мной, когда узнают, что я подписала оба листа? – спросила она.

– Не расстраивайся, бабушка, – сказала Тюлинька. – Ты не виновата, что какие-то люди обходят чужие дома и дурят всем головы, они хоть кого уболтают. Я всё объясню Эдварду. Так что ты не волнуйся. А вообще, скажу я тебе, в Тириллтопене сейчас такое творится, что просто тошно, вот мы и решили лучше зайти и повидаться с тобой.

– До того тошно?

– Там кругом нелады, все перессорились из-за этой несчастной дороги, – сказала Тюлинька.

– А я вот сама с собой не в ладу, а это ничуть не лучше.

– Вот увидишь, всё у тебя уладится, – сказала Гюро.

Но бабушка, казалось, не поверила. Во всяком случае, сегодня она на это не надеялась.

Даже веселее, чем бегать

Гюро сидела, дожидаясь прихода Тюлиньки, потому что Тюлинька должна была отвезти её в музыкальную школу. Эрле и Бьёрн ещё были дома и разговаривали на кухне, а Лилле-Бьёрн уже ушёл в школу. Гюро думала о предстоящем дне, впереди было много чего интересного, но в то же время она слышала, о чём говорят Эрле и Бьёрн. Они дали себе передышку после утренних дел. Они уже успели привести в порядок школьный двор, отпереть все двери и зажечь в помещениях свет – одним словом, выполнили всё, что полагалось утром.

– Меня никто не заставит подписывать какие-то листы, – сказала Эрле.

– Бедная бабушка! Ведь это надо же было так заболтать человека, чтобы он подписал оба листа! У нас ведь и без того есть дорога, по которой могут ездить автомобили.

– Беда только в том, что тогда, когда строился Тириллтопен, никто не ожидал, что будет столько машин. Никому и в голову не приходило, что все будут на них ездить, и поэтому дорога у нас такая узкая, что на ней две машины еле-еле могут разъехаться. А всё из-за того, что вся обочина заставлена припаркованными машинами.

– Но и тротуары у нас такие, что не позавидуешь, – сказала Эрле. – До того покатые, что только чудом с них до сих пор ещё никто не соскользнул зимой на проезжую часть.

– Ты права. И мостовая слишком узкая, – сказал Бьёрн.

– Но ведь можно же её расширить. И сделать там одностороннее движение, тогда не надо будет думать, как разъехаться со встречным автомобилем.

– Н-да, – сказал Бьёрн. – Но деньги-то отпущены на новую дорогу.

– Ну и пусть! – сказала Эрле. – Но разве обязательно дорога должна быть автомобильной? Разве нельзя сделать дорогу для людей – человеческую дорогу, если можно это так назвать, а рядом будет велосипедная.

– А ведь это мысль! – сказал Бьёрн.

– Может, выступишь с таким предложением на собрании, которое назначено на четверг? – спросила Эрле.

– Я выступлю? С какой стати я буду выступать, когда придумала это ты? Ты можешь выступить и сама, а я тебя поддержу.

– Может быть, мы останемся одни со своим мнением, – засомневалась Эрле.

– Это ничего не значит. По крайней мере, мы выскажем свою точку зрения.

Эрле и Бьёрн ещё продолжали разговор. Гюро уловила отдельные слова,