Гюро переезжает - Анне-Катарина Вестли

– Да это же просто здорово! – воскликнул Эдвард. – Неужели это ты всё сама придумала?

– Нет, человеческую дорогу придумала мама, зато я придумала скамейки и деревья, а то моя Кристина чуть было не попала под колеса, когда выскочила на мостовую. Поэтому по мостовой, где ездят автомобили, ходить нельзя, а по человеческой дороге дети могут спокойно ходить, тут безопасно.

– А мы с папой сделали плакат за то, чтобы строить объездную дорогу, – сказал Сократ. – Ты должна выступить на нашей стороне.

– Погоди, Сократ, – сказал Эдвард. – Сдаётся мне, что тут появилась ещё одна сторона со своим мнением.

Он присел на корточки и ещё раз внимательно присмотрелся, как замечательно всё устроила Гюро.

– А как же мы будем очищать эту человеческую дорогу от снега? – засомневался он. – Снегоуборочная машина тут вряд ли проедет.

– А и не надо, – сказала Гюро. – Это можно сделать на тракторе, у него же есть снегоочиститель.

И тут к ним подошли Эрле и Бьёрн.

– А вот и вы! – сказала Эрле. – Ну как, Гюро? Хорошо прошло выступление?

– Угу, – кивнула Гюро.

– Вообще-то мы пришли к вам просить, чтобы вы поддержали предложение нашей стороны, – сказал Эдвард. – Но теперь я уже не знаю.

– Нет, – покачала головой Эрле, – мы никому не отдадим свою подпись, потому что нам не нравится ни то, ни другое предложение.

– Я уже знаю, о чём речь, – сказал Эдвард. – И это очень даже неплохо.

– Уже знаешь? – удивилась Эрле. – Но я ещё никому, кроме Бьёрна, об этом не говорила.

– Должно быть, Гюро что-то услышала, – сказал Эдвард. – И кое-что добавила от себя. Вот посмотрите! Она ещё придумала поставить скамейку для Андерсена и для остальных, чтобы всем было где посидеть, и велосипедную дорожку, и деревья по сторонам. По-моему, так будет очень здорово. Пошли, Сократ, у нас впереди много работы!

Никто не понял, какой работой он собирается заняться, но Гюро показалось, что он сказал что-то вроде «заново рисовать».

Наступил четверг, и в этот день в Тириллтопене произошло сразу много всего удивительного. Сначала к Гюро вдруг ни свет ни заря пришла Тюлинька. Как видно, она шла очень быстро, так как щёки у неё были красные-красные.

– Ты что, опять хлопнула дверью и рассорилась с Андерсеном? – спросила Гюро.

– Да нет. Весь ужас в том, что я даже подумала, уж лучше бы мы рассорились. Андерсен как-то странно себя ведёт. Знаешь, что он сказал? «Ну, Тюлинька, говорит, сегодня ты уж как-нибудь управляйся сама, а мне некогда готовить обед, так что лучше тебе побыть у Гюро до вечера. Там на школьном дворе будет общее собрание». – «А ты-то куда на весь день?» – «Я – в молодёжную школу[6]». Он сказал об этом совершенно спокойно, как будто для пожилого человека ходить в молодёжную школу – это самое обыкновенное дело! «Мы что, поссорились?» – спрашиваю я. «Ну что ты, милая моя! Погоди, может быть, ещё день не кончится, а у нас уже пройдут все разногласия», – сказал он на прощание и ушёл.

– Во всяком случае, насчёт собрания на школьном дворе всё верно, – сказала Эрле. – И хорошо, что оно будет. Пора наконец людям встретиться и поговорить обо всём. А то многие уже так рассорились, что еле здороваются друг с другом.

– Да, у Нюсси в семье вообще дела плохи, – сказала Тюлинька. – Нюсси и её папа за одну партию, а мама – за другую. А Нюсси, ты только подумай, на переменках даже не разговаривает с Авророй, потому что у них различные взгляды! Ну, авось как-нибудь всё со временем утрясётся. Я тут у тебя посижу на телефоне, Эрле, так что ты спокойно можешь заниматься своей работой.

После того как уроки кончились и дети разошлись по домам, Эрле и Бьёрн с особой тщательностью подмели школьный двор. Вскоре подъехал большой грузовик. Сегодня он работал не грузовиком, а изображал сцену. На платформе кузова установили микрофон и трибуну, а грузовик подогнали в дальний угол школьного двора, чтобы выступающие могли видеть весь двор. Гюро смотрела с большим интересом, для неё это было что-то особенное, вроде Семнадцатого мая[7]. Все были в приподнятом настроении и торопились закончить приготовления.

Гюро, и Лилле-Бьёрн, и Мортен тоже помогали наводить красоту, они шли следом за трактором, лопатами убирали остатки снега и утаптывали площадку, если где-то оставались неровности. На водительском месте сидела Эрле с задумчивым выражением на лице. Она собиралась выступить на собрании и, конечно, немножко боялась.

Тут подошёл Бьёрн:

– Давай я тебя сменю на тракторе, а ты можешь идти, повторить свою речь, раз уж ты решилась выступить перед народом.

– Не дразнись, пожалуйста, – сказала Эрле. – Вдруг у меня не хватит смелости!

– Я думаю, ты справишься, – успокаивал её Бьёрн. – Я же сказал, что поддержу тебя.

Многие сегодня, вернувшись с работы и наскоро пообедав, оделись потеплее, кто-то забрал из подвала заранее приготовленный плакат.

В лесном домике дети уже оделись и были готовы идти, а бабушка всё ещё сидела в своей каморке и никак не могла принять решение.

– По-моему, тебе тоже надо бы пойти, – сказала мама детей.

– Как же, я ведь подписалась в двух списках, – ответила бабушка. – Вот и думаю теперь, а вдруг там это скажут перед всем народом.

– Вот ещё чепуха! – сказал отец. – Вспомни лучше о другом. Они же сказали, что твоё мнение для них важно, потому что ты не чужой человек для Тириллтопена, хоть мы и живём в лесу. Подумай о том, что тебе тоже приходится ходить в магазин. Для тебя важно, чтобы дорога была безопасной для пешеходов. Мы с грузовичком тоже хотим сказать своё слово, только мы ещё не решили, как для нас лучше, так что и вовсе ничего не подписывали. Мы сперва хотим хорошенько подумать. Поэтому мы и идём на собрание.

– Так вы считаете, что мне тоже нужно пойти? – засомневалась бабушка.

– Да, – сказал Мортен. – Там и музыка будет, наш духовой оркестр будет играть, а кроме нас ещё один, поэтому надо поскорей выходить, чтобы занять свои места до их прихода.

– Ну, тогда действительно надо идти и послушать тебя, – согласилась бабушка.

– Вы уж там приглядывайте за бабушкой, – озабоченно сказал Мортен.

Он-то лучше всех знал, как она расстроилась оттого, что, послушавшись уговоров, поставила свою подпись на двух разных листах.

– Будь спокоен, Мортен, – сказал папа. – Мы всё время будем рядом, и пусть кто-нибудь попробует хоть словечко пикнуть против неё! Мы не дадим бабушку в обиду. Я взял с собой табуреточку, – обратился он к бабушке, – чтобы тебе не стоять всё время на ногах.

– Какой же ты заботливый! – сказала бабушка. – Мы можем сидеть на ней по очереди.

– Вот так ты мне больше нравишься. Вижу, что ты решила всё-таки ехать. Сапоги-то у тебя тёплые?

– А как же! Я надела их сразу, как поспала после обеда. На мне шерстяная куртка, и джемпер, и вязаная кофта, и тёплая шапка. Осталось только голову утеплить, надеть шерстяной платок, да про варежки не забыть. А Самоварную Трубу, наверное, лучше не брать туда?

– Лучше не надо, – сказал папа. – Она только страху натерпится.

– Чудно́, поди, быть такой маленькой, – вслух подумала бабушка. – Когда ты на всё смотришь откуда-то снизу.

– Да уж, – улыбнулся папа. – Это как если бы мы смотрели на мир, лежа на земле, и видели бы вокруг одни только башмаки и штанины. Этак и нам, поди, стало бы страшно, что вдруг на нас кто-то наступит. Так что лучше уж пускай Самоварная Труба посидит дома.

Самоварная Труба вряд ли понимала, что бабушка и папа пытаются представить себе, каково это быть маленькой, приземистой собачкой, но поняла, что её оставляют дома. Об этом она сразу догадалась.

– Не горюй, Самоварная Труба, мы скоро вернёмся, – утешила её бабушка. – Как придём, мы с тобой прогуляемся по двору при лунном свете. Хорошо, правда?

Самоварная Труба только повела на них карими глазами и осталась лежать.

Когда они пришли, на школьном дворе было уже много народу. Вскоре подошло ещё много людей, они шли двумя колоннами и несли плакаты, впереди каждого шествия шагал духовой оркестр. Колонны подошли с разных сторон и, встретившись у ворот школы, долго не могли решить, кому заходить первым, поэтому вошли одновременно. Два оркестра тоже играли одновременно каждый своё, оглушив всех присутствующих.

Гюро и Сократ сновали в толпе, разглядывая плакаты. «Новую автомобильную дорогу через центр Тириллтопена» – было написано на одних, «Новую автомобильную дорогу в объезд Тириллтопена» – на других. Гюро и Сократ не очень-то разбирались, что там написано на плакатах, но столько плакатов сразу всё равно было здорово! На некоторых слова были написаны большими красными буквами, и они колыхались под порывами лёгкого ветра.

На платформу большого грузовика,