Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

Робеспьера. И тем не менее, когда депутаты произносят фамилию Сен-Жюста, они думают о Робеспьере. Эти двое кажутся связанными неразрывными узами личной и идеологической близости. С момента своего избрания в КОС в июле 1793 года Сен-Жюст всегда проявлял готовность выполнять приказы своего хозяина, нападая на жирондистов и их сторонников, орудуя в качестве наемника, безжалостно расстреливающего фракцию дантонистов, разглагольствующего об «иностранном заговоре», верховодящего полицейским бюро и так далее. Все это не добавило ему популярности. Подобно Робеспьеру, он не питает ни капли снисхождения к дуракам, и его высокомерие раздражает многих депутатов, даже тех, кто находится с ним по одну сторону. Как и его наставник, он превратился в мишень для всякого рода грязных сплетен. Камиль Демулен сказал о нем, что при ходьбе он держал голову так, будто присутствовал на святом таинстве. Люди говорят, что он по-щегольски чересчур высоко повязывает галстук, чтобы скрыть ужасные шрамы на шее[241], оставшиеся после какой-то неустановленной, но страшной кожной болезни. И все же у него есть свои «идолопоклонники», некоторые из них не вполне в себе. Бывшая радикалка Теруань де Мерикур[242] – теперь бедная женщина, пребывающая в состоянии серьезного психического расстройства, – похоже, ожидает, что он вот-вот оправдает свое имя и обеспечит ей справедливость.

Однако, несмотря на то что его верность никогда не ставилась под сомнение, сейчас Сен-Жюст, хочешь не хочешь, вынужден задать себе вопрос: не наступил ли момент, когда он должен выйти из тени Робеспьера и стать полноценной фигурой на доске? Он, безусловно, благодарен своему старшему коллеге за то, что тот предложил ему свою дружбу и показал ему идеальную модель республиканского устройства и вдохновляющий образ будущего. Но даже и Сен-Жюсту все труднее иметь дело с Робеспьером. В своей вчерашней речи в Конвенте тот демонстративно попрал перемирие, которое Сен-Жюст не без труда заключил всего несколько дней назад. Да, у Робеспьера есть некоторые основания не доверять тем, кого он считает своими противниками в КОС и КОБ. Сен-Жюста, должно быть, передернуло, когда он услышал, в ходе переговоров, льстивые слова Бийо в адрес Робеспьера. «Мы твои друзья, мы проделали столь долгий путь вместе…» – и это говорит человек, который за глаза называл Робеспьера тираном[243], идущим по стопам Писистрата. Тем не менее внезапная атака Робеспьера еще больше усложнила работу Сен-Жюста. Заявив, что единственный путь для дальнейшего продолжения революционных преобразований – это масштабные чистки правительственных комитетов и Конвента, Робеспьер сам загнал себя в тупик. Сен-Жюст не горит желанием поддерживать его в этом. В своей вчерашней речи Робеспьер произнес слова, так или иначе связанные с темой заговора[244], буквально сотню раз; Сен-Жюст не намерен использовать слова «заговор» или «заговорщик» и употребит лишь несколько косвенным образом связанных с темой терминов. Что бы ни думал себе Робеспьер, главная проблема республики сейчас – вовсе не заговор.

Даже отодвинув в сторону личные амбиции – как, впрочем, и скромность, – Сен-Жюст чувствует, что он может оказаться тем единственным депутатом, которому под силу выйти из нынешнего политического тупика и триумфально повести революцию вперед. Тем не менее поведение Колло и Бийо в КОС этим вечером показало Сен-Жюсту, что он не сможет безоговорочно поддержать ни одного из них. Переходящие все границы оскорбления Колло глубоко расстроили его, и он планирует изменить свою речь таким образом, чтобы все увидели: он в ярости. Как и Робеспьер, Колло, перейдя на личности, нарушил условия перемирия, так что Сен-Жюст ощущает, что руки у него развязаны. Кроме того, он резко отрицательно относится к тому, что Колло и Бийо запугивают и КОБ, и КОС: это может привести к своего рода coup d’état, направленному против муниципального правительства Парижа. Мало того, эти двое, похоже, настроены критически и по отношению к Революционному трибуналу. Последствия всего этого вызывают у Сен-Жюста беспокойство. И хотя он пообещал Бийо и Колло, что на собрании будет говорить на языке примирения, не может же он просто проигнорировать[245] все, что произошло за последние несколько часов. Да, ему придется сообщить Конвенту о масштабе проступков Бийо и Колло, и все же он полагает, что самой большой проблемой КОС в последние месяцы является не раскол комитета (на что рассчитывают иностранные державы), а скорее неспособность сконцентрироваться на выполнении главной задачи. В основе всех проблем правительства лежит плохое функционирование институтов, а не злой умысел конкретных лиц. Он заявит, что на протяжении некоторого времени на состав КОС и его способность действовать согласованно влияла совокупность факторов, в частности длительные отсутствия по причине командировок в департаменты (Жанбон Сент-Андре, Приёр из Марны, Колло и он сам), болезни (Кутон) и склонности «технарей» в комитете (Ленде, Карно, Приёр из Кот-д’Ор) концентрироваться лишь на своей епархии, а не на совместном принятии решений. Кроме того, комитету удалось, по сути, выдавить Робеспьера. Как следствие – горстка людей сосредоточила в своих руках слишком много власти. Конечно, имена Колло и Бийо тут первыми приходят в голову Сен-Жюста, однако он вполне может иметь в виду и Барера. И уж наверняка он вспомнит в этой связи и про Карно. Между Сен-Жюстом и Карно[246] нет ни малейшей приязни. Карно был избран в КОС благодаря своему значительному военному опыту – а еще потому, что в том, что касается армейских дел, его авторитет непререкаем. Сен-Жюст же, напротив, вступил в КОС, совершенно не разбираясь в военных делах, однако внимательно изучал военные вопросы на протяжении 1793 года. Исполняя осенью обязанности выездного депутата в Рейнской армии вместе со своим закадычным другом и коллегой Филиппом Леба, он проявил на этом посту большую энергию и личную храбрость. Затем, весной 1794 года, снова оказавшись в компании Леба, он сыграл еще более заметную роль, пребывая в расположении Северной армии, и поэтому небезосновательно приписывает себе большую заслугу в том, что французы победили в битве при Флёрюсе.

Коллеги по КОС привыкли к тому, что Карно и Сен-Жюст яростно пикируются по разного рода военным вопросам, начиная от выбора генералов (Карно предпочитает наличие военного опыта, для Сен-Жюста главное – патриотический настрой) и заканчивая тактикой и стратегией (Сен-Жюст проявляет большую агрессивность). Карно выступает за стратегию глобальной территориальной экспансии, основанной на расширении французских границ, особенно в прибрежных районах Фландрии вдоль Ла-Манша, – подразумевая подготовку к нападению на Нидерланды. Некоторые коллеги искренне одобряют такую идею: Барер хорошо знает, как военные победы укрепляют поддержку Революционного правительства патриотически настроенным народом. С другой стороны, мысль о расширении налоговой базы и перспективе богатых трофеев, за счет которых война может окупиться, привлекает внимание Финансового комитета под председательством Камбона. Сен-Жюст, напротив, в целом испытывает больший оптимизм в том, что касается экспансионистской политики, и на Северном фронте предпочитает оборонительный подход, ориентированный на обеспечение безопасности границы. Как и Робеспьер, он опасается, что военный авантюризм приведет к появлению харизматичного лидера и сведет на нет реформы, проведенные революцией. Чтобы предотвратить малейший сдвиг в сторону военной деспотии, Сен-Жюст делает акцент на новых социальных институтах, а не на завоеваниях. Содержать их можно было бы за счет прогрессивного налогообложения и при помощи политики социального перераспределения, а также за счет террора против тех, кто не желает присоединиться к «сообществу привязанностей». Это общество нового типа должно прийти на смену старому, вызывающему ненависть, – представителей которого следует искоренить с помощью террора. Искренняя увлеченность Сен-Жюста своими идеями не подлежит сомнению – как и та безжалостность, с которой он в состоянии воплощать их в жизнь. «Он отдал бы свою голову, чтобы основать Республику, – сострил один из депутатов, – и еще 100 000 голов»[247].

Робеспьер, плохо разбирающийся в военных вопросах и изначально выступавший против вступления Франции в войну – на том основании, что, как известно, «никто не любит проповедников с оружием»[248], – склонен прислушиваться к советам своего молодого товарища в том, что касается военных дел. Тогда как Сен-Жюст держит руку на пульсе Северного фронта, брат Максимилиана – Огюстен – играет аналогичную роль на фронте юго-восточном, исполняя там обязанности выездного депутата. Под влиянием молодого командующего артиллерией по фамилии Буонапарте Огюстен выступает за мощный удар по Пьемонту,