Случайности в истории культуры. Совпадения и неудачи, открывшие путь к шедеврам - Святослав Алексеевич Иванов

Синатрамания

Идеальным мини-сюжетом для «Случайности в истории культуры. Совпадения и неудачи, открывшие путь к шедеврам», будь книга немного другой по тематике, было бы падение яблока на голову Ньютона. Так как сюжет этот я не рассматриваю, не буду и концентрироваться на том, что никакое яблоко, скорее всего, не участвовало в открытии закона тяготения – эта легенда ценна нам именно как своего рода образец. Случилось нечто несусветно мелкое и обыкновенное (плод упал с дерева), но повлекло за собой значительные последствия, можно сказать, всемирного масштаба.

Осмелюсь предположить, что существует зависимость нарративного эффекта подобных историй от масштаба явления. Скажем, будь упавший предмет не яблоком, а целым деревом, этот случай впечатлял бы немного меньше. И напротив, если бы вместо яблока была какая-нибудь жалкая зубочистка, это сделало бы случай немного легендарнее.

Зачем я делаю это отступление, начиная главку о Фрэнке Синатре? Дело в том, что его история слишком уж далека от выбранного мной идеала («Ньютонова яблока»), поскольку та «случайность», которая повлияла на его карьеру, является абсолютным антонимом слову «мелочь». А именно – крупнейшим событием в истории человечества.

Однажды мать сельскохозяйственного рабочего Остина Уиггина нагадала ему, что его дочери станут популярной музыкальной группой. После того как сбылись другие ее предсказания, Остин как следует взялся за его воплощение: велел дочерям не ходить в школу, изолировал их от мира и вложил все деньги в уроки музыки и запись их песен. Беда в том, что сестры Уиггин были абсолютно лишены музыкальных данных, да и не имели к этому никакого интереса. Но отец был тираном, заставлял их выступать и спродюсировал альбом Philosophy of the World, не имевший никакого спроса и звучавший абсолютно ужасно – девушки играют и поют максимально криво, не попадая ни в ноты, ни в ритм. После смерти Остина Уиггина сестры с облегчением выдохнули и забросили эту карьеру, однако годы спустя их вопиющий альбом обрел культовый статус и стал считаться чуть ли не шедевром авангарда. В общем-то, предсказание их бабушки сбылось.

В декабре 1941 года Соединенные Штаты вступили в войну против Японии и Германии.

Гленн Миллер – лидер популярнейшего биг-бэнда и, возможно, самый успешный поп-музыкант предвоенной Америки – ушел добровольцем в армию осенью 1942 года. Там он создал военный музыкальный ансамбль, с которым много и успешно выступал перед солдатами, пока не пропал без вести во время авиаперелета в 1944 году. Звезда кино и радио Джин Отри, известный по прозвищу Поющий Ковбой, покинул сцену в 1942-м, находясь на пике популярности, – он был пилотом-любителем и в армии стал летчиком на транспортном самолете, на котором участвовал в опасной операции по перевозке боеприпасов через Гималаи. Невероятно популярный певец Бинг Кросби хотя и не служил в армии, но активно участвовал в поддержке войск, преимущественно выступая на концертах для солдат и записывая патриотические песни.

Это лишь самые известные примеры – музыканты биг-бэндов, успешные комики, театральные и киношные актеры, певцы-крунеры и другие звезды рубежа 30–40-х надолго пропали из поля зрения тех, кто остался в Америке. Но дело не только в них.

Это были военные годы, годы великого одиночества. А я был парнем в аптеке на каждом углу, парнем, которого призвали на войну[35].

Это слова Фрэнка Синатры. Хотя в войну США вступили накануне его 26-летия, от войны он остался весьма далек – и «был парнем, которого призвали на войну» строго фигурально. Призывная комиссия присвоила ему категорию «Лицо, не годное к военной службе» из-за пробитой барабанной перепонки. Столь странная причина не служить вызвала множество слухов и предположений (начиная с того, что Синатра на деле был нездоров психически, заканчивая тем, что он заплатил за «откос» огромную взятку), но не было найдено никакого подтверждения. Перед солдатами Синатра все-таки выступал, но было это ближе к концу войны в Европе, а в 1942–1944 годах, когда бóльшая часть американского шоу-бизнеса была фактически на паузе, певец продолжал карьеру в США примерно так же, как она шла и до декабря 1941-го.

На руку Фрэнку сыграло и то, как в эти годы менялись слушательские и зрительские запросы. В довоенные 30-е главной музыкой в Америке была как раз та, которую делал Глен Миллер: шумные, громкие, танцевальные джазовые оркестры, биг-бэнды. Публике хотелось танцевать и веселиться. В военные же годы вернулась мода на крунеров – мягких и сентиментальных певцов, исполнявших песни спокойные, добродушные, душевные. Среди них Синатра уже тогда был одним из лучших – а в дальнейшем стал и вовсе королем крунерского стиля.

Но вернемся к той формулировке – «Я был парнем, которого призвали на войну». Что имеет в виду Синатра? А то, что он оказался в Америке военных лет вместо тех парней, кто ушел на войну. Вероятно, впервые случилось то, что сегодня кажется обычным делом: молодой худощавый певец с мягким голосом стал предметом безграничного обожания тысяч и тысяч юных девушек.

В конце 1942 года Синатра выступал в нью-йоркском Paramount Theatre и произвел фурор исторического значения – пятитысячная толпа поклонников и (в большей степени) поклонниц подняла невероятный шум, отказываясь уходить, снова и снова вызывая Фрэнка на бис. По всей стране возникли сотни фан-клубов певца, его самого начали восторженно называть «Голосом» (The Voice). В 1944-м в том же Paramount огромная толпа отказалась уходить из концертного зала после завершения первого из двух выступлений Синатры – и это привело к тому, что находившиеся на улице 35 тысяч (!) желающих устроили настоящие уличные беспорядки.

Феномен этот получил название «Синатрамания». Основной аудиторией певца были девушки 12–18 лет, которых тогда называли «бобби-соксерами» из-за моды на короткие белые носки. Исключительность ситуации состояла в том, что поп-музыка до этого времени записывалась преимущественно для взрослых слушателей – Синатра стал первым, кто обрел такую популярность конкретно у подростков и получил от этого большой коммерческий эффект. В лучших традициях тех дней все это даже объясняли наукообразно: публиковались статьи об особом гипнотическом эффекте его тембра, который вызывает у девушек трепет и эйфорию. Но, скорее всего, дело было не в каких-либо особенных звуковых свойствах его вокала, а в самом образе молодого человека на сцене, который не развлекает, а утешает.

На Синатру обрушилась и обязательная буря критики: о нем говорили, что он делает молодежь эмоционально неустойчивой, обвиняли в девичьих прогулах уроков, упрекали и в том, что он не служит в армии, как любой достойный мужчина. Однако его