Гюро переезжает - Анне-Катарина Вестли

Но Лилле-Бьёрн не пошёл за оркестром, он посмотрел на её окно и прибежал домой, к Гюро.

– Они скоро вернутся, и тогда ты их увидишь, – сказал он.

Он снова убежал, а Гюро прилегла отдохнуть, а когда она отдохнула, пришла Тюлинька.

– Привет! – сказала она. – А вот и я. Дедушка Андерсен тоже придёт, он остановился перед магазином послушать музыку. Сегодня у нас на лестнице так хлопали двери, что мы были рады удрать к вам. Хорошо, конечно, что все радуются празднику, но, когда в парадном то и дело что-то бабахает в дверь, ты невольно пугаешься и становится уже не до веселья. А Сократ, знаешь, тоже заболел, совершенно как ты. Наверняка на него напала какая-нибудь родственница той бациллы, которая заразила тебя. Сейчас с ним сидит папа, а мама ушла с Авророй смотреть, как Аврора пройдёт в шествии, потом мама вернётся сидеть с Сократом, потому что папа уйдёт на выступление тириллтопенского оркестра – вашей «Отрады». Я обещала Сократу, что ты ему позвонишь и немножко утешишь, он очень переживает, что, как и ты, не может сегодня играть в оркестре. Но у него такая высокая температура, что он не может долго разговаривать. Сейчас мы позвоним, и я принесу тебе трубку, благо шнур тут у нас достаточно длинный.

Она набрала номер и подала трубку Гюро.

– Алло, – сказала Гюро. – Это ты, Сократ?

– Нет, это Эдвард, – ответили в трубке. – Сейчас я передам трубку ему.

– Сократ? – сказала Гюро. – Ура! Я лежу в кровати перед окном.

– Вот это да! А я, Гюро, тоже больной, я тоже – «Ура!». Мы с тобой скоро выздоровеем. Ты тоже не смогла выступать в тириллтопенском оркестре?

– Да, тоже. Ты лежишь с флажком?

– Нет. Но я скажу папе, чтобы дал. У меня такой жар – голова горит. Папа сказал, что даст мне гоголь-моголь, но мне чего-то не хочется. Всего хорошего, Гюро!

– И тебе, Сократ, всего хорошего! Я тоже сначала очень болела, а сейчас мне уже лучше, но выходить ещё не разрешают. А сегодня к нам придёт мама Лилле-Бьёрна со своим Коре. Ну пока. Ура!

– Ладно, ура!

– Как я рада! – обрадовалась Тюлинька. – Как я рада, что к Лилле-Бьёрну придёт в гости мама.

– И я тоже рада. Я её даже не знаю, а ведь она мама моего брата. Может быть, она нехорошая, раз ушла от Бьёрна. Вдруг она плохая!

– Ну что ты! – сказала Тюлинька. – Знаешь, что я тебе скажу, Гюро: не легко быть человеком. Надо встретить её добром. Примем её как гостью, и вот увидишь, как будет славно, когда к тебе во время болезни придут гости. Я запаслась на дорогу сыром, печеньем и пакетиком супа, всегда надо иметь с собой чем перекусить. А вот и дедушка Андерсен пришёл. Он теперь ходит с палочкой, потому что после дорожных работ у него разболелась нога, но он этим даже гордится. Смотри, какой у него нарядный бант с норвежскими цветами! А я знаешь что принесла? Такие же бантики для Вальдемара и Кристины.

Она вынула два крошечных бантика, но они тоже были красно-бело-синие и уже с булавочкой, за которую Гюро могла их пристегнуть.

– Ничего, если я ненадолго выйду, когда на дворе будут поднимать флаг? Уже слышно духовой оркестр, сейчас они подойдут. А вот тебе подарок от дедушки Андерсена.

Это был альбом для рисования и коробка цветных карандашей.

– Вот, бери и нарисуй Семнадцатое мая, – сказала Тюлинька на прощание и вышла.

Гюро посмотрела в окошко. На школьном дворе собралось много народу, и пришёл духовой оркестр. Сначала наступила полная тишина. Вдруг раздалась барабанная дробь, и Гюро увидела, как поднимается флаг. Он взвился на самую верхушку мачты. Тут снова заиграл духовой оркестр. Они играли «Да, мы любим край родной»[9], и весь двор дружно запел.

Затем выступил с речью директор школы, но Гюро не услышала, что он говорит. Потом она стала смотреть на лес, который рос позади школы. Было немного ветрено, и все ёлки раскачивались словно в пляске. Вот если бы на каждой ёлке было по флагу и все флаги развевались бы на ветру! Гюро посмотрела, подумала и принялась рисовать. Она нарисовала лес, и у каждой ёлки на макушке был флаг. А закончив рисунок, она почувствовала, что очень устала. Гюро прилегла отдохнуть.

Эрле, Бьёрн, Тюлинька и дедушка Андерсен вернулись и застали её спящую, но рядом они увидели большой рисунок. Он был такой красивый, что Бьёрн взял его и тут же прикрепил кнопками к стене.

– Настоящее Семнадцатое мая, – сказал он.

Взрослые разговаривали шёпотом, и Гюро спокойно спала, а через час проснулась и приподнялась с подушки.

– Привет, Гюро, – сказал Бьёрн. – Хорошо, что ты подремала, потому что сейчас на дворе дети начнут выстраиваться для шествия. Ты не против, если мы выйдем на них посмотреть?

– Идите.

Лилле-Бьёрн тоже зашёл домой.

– Посмотри, Гюро, как я пойду в строю. Моё место будет вон там, – сказал он и показал пальцем, где будет стоять. – А Мортен не может идти со мной в одном ряду, потому что он играет в оркестре, но это не беда, потому что рядом будут другие ребята из нашего класса.

Гюро снова встала на коленки перед окном и смотрела во все глаза, как дети строятся в шеренгу. Во дворе было людно и пёстро от детворы, ярких красок и флагов, затем заиграла музыка, и шествие тронулось.

Впереди духовой оркестр и флаги, а за ними все дети, и Гюро увидела Лилле-Бьёрна. Он помахал перед её окном флагом. Шествие долго было видно из окна, пока все не скрылись за воротами, и вдруг стало тихо.

От такой тишины Гюро снова захотелось прилечь и поспать.

Проснувшись в следующий раз, Гюро увидела, что все уже дома. Но Лилле-Бьёрну опять нужно было уходить, он собирался идти с тётей Марит на корабль повидаться с мамой и Коре. Письмо от Эрле и Бьёрна он унёс с собой в нагрудном кармане.

Тюлинька и Эрле пошли на кухню, и немного погодя Тюлинька принесла чашку гоголь-моголя.

– В детстве мне всегда давали после детского шествия гоголь-моголь, – сказала она.

Она дала Гюро маленькую чашечку. Было очень вкусно, но до того сытно, что Гюро наелась ею прямо-таки до отвала.

Ближе к вечеру на школьном дворе опять стало происходить много всего интересного. Там поставили киоски, на полках были расставлены самые разнообразные вещи: кастрюльки, платки, почтовая бумага. Гюро больше всего понравился плюшевый медвежонок.

– Сейчас начнётся народное шествие, – сказала Тюлинька. – В нём пойдут и взрослые, и дети. И знаешь, где оно будет, Гюро? Шествие пройдёт по «Живой дороге». Но мы с Андерсеном уже все ноги себе оттопали, так что решили никуда не ходить.

Когда народное шествие вернулось, во дворе выстроился духовой оркестр, а с ним хор девочек, они дали небольшой концерт. Затем должен был выступить тириллтопенский оркестр «Отрада». Эдвард объявил в микрофон, что предлагает всем слушателям взяться за руки и танцевать, и Гюро, сидя на кровати, стала раскачиваться под музыку, как будто тоже танцует. Потом она немножко поспала, а когда в следующий раз проснулась, во дворе всё уже кончилось, а к ним домой пришло много народу, и все спустились в подвал. Но одна женщина зашла в гостиную, где была Гюро, и вежливо с ней поздоровалась. Это была мама Лилле-Бьёрна. Она была совсем маленькая, с очень светлыми волосами, и в ней не было ничего плохого или страшного.

– Мне очень приятно с тобой познакомиться, – сказала она. – Я привезла тебе из Америки маленького плюшевого медвежонка.

Тут в гостиную вошёл мужчина и тоже подошёл к кровати.

– Это Коре, – сказала женщина.

– Здравствуй, Гюро, – сказал он. – Вот уж не вовремя тебя угораздило заболеть! Лилле-Бьёрн рассказывал о тебе в своих письмах, так что заочно мы с тобой как будто знакомы.

– Мне подарили футбольный мяч, – сказал Лилле-Бьёрн. – Но ты тоже можешь играть со мной в футбол, Гюро. Ребята знают, что ты любишь гонять мяч.

Мама Лилле-Бьёрна сходила в его комнату и, вернувшись оттуда, сказала:

– Как же я рада, что увидала своими глазами, где ты живёшь, Лилле-Бьёрн! Теперь, думая о тебе, я смогу представить себе твоё окружение!

– А мою комнату ты тоже видела? – спросила Гюро.

– Видела. И видела твою скрипку.

На пороге показался Бьёрн, и Гюро почувствовала тревогу. Какой он – сердитый или такой, как всегда?

Но Бьёрн, бросив взгляд на Гюро, сказал:

– Как ты, Коре, – поможешь мне перенести кровать Гюро в её комнату?

– Давай помогу, – сказал Коре.

Он взялся за кровать с одной стороны, Бьёрн – с другой, вдвоём они её подняли и вместе с Гюро перенесли в комнату.

– Тут тебе будет поспокойнее, – сказал Бьёрн. – Вообще-то мы будем в подвале, но может случиться, что кто-то захочет подняться в гостиную. Как думаешь,