Чёртов угол - Алексей Александрович Олейников

Девочка полежала секунду и сбросила одеяло. Она же его видела! Именно Вадика. В последний раз, когда примерила эту штуковину. Почему Уля вообще решила выкинуть такой уникальный артефакт, как советская магическая корона, разработанная её дедушкой? Да потому что накануне вечером, перед историческим поцелуйным свиданием, она ещё раз её надела и перепугалась до чёртиков.

Вообще дело было так. Она не собралась её брать, но карандаш улетел под кровать. Уля полезла его доставать, зацепила коробку и подтянула ближе. А там, конечно, любопытство победило страх, и она коробку открыла. Погладила холодный металл, вынула корону и развернула со звоном. Ну и надела. Чем Уля думала – неясно. Возможно, спинным мозгом. Или решила, что ей привиделось, будто корона светится? Или её не тошнило накануне? Мало ей приключений на пятую точку? Здравствуй, Уля, я расскажу тебе сказку. Одна девочка играла в магов и доигралась.

В этот раз не была водоворота чувств, её будто выдернуло из тела. Раз и всё – Уля стала взглядом, плывущим в пустоте, и это поначалу было приятно. Её не видел никто, а она видела всё.

Стоял день. Уля была в лесу. Старом лесу, где многие годы не рубили деревья. Высокие ели, поросшие мхом, сцепились сухими ветвями внизу и живой зеленью хвои наверху в единую стену. Сосны были ещё выше, они несли свои макушки над древесным морем. Кора их золотилась в синем небе. А внизу – среди ёлок – мох. Да такой, что нога по колено уходит. А ещё сухостой чёрных, будто обугленных берёз и песчаные бугры, усыпанные рыжей сосновой хвоей, которая ломко трещала под ногами. Внизу ямы, налитые чёрной водой, и узкие сырые овраги. И паутина, клочьями висящая на ветках, и сизая борода лишайников на серых осинах…

Сорный лес. Откуда такое название всплыло в голове, Уля не знала. Она скользила по невидимым линиям, которыми был расчерчен лес. Девочка ощущала их так же ясно, как ощущала бы натянутую шерстяную нить, вдоль которой она шла, закрыв глаза. Но это были не нити, а дороги. Пути, по которым кто-то ходил, и Уля чувствовала, что, если ступить на такую дорогу, тебя мигом унесёт. Стоишь ты на краю большого леса, скажем, возле Малых Лужков (опять незнакомое название), но только сделай шаг – и ты уже возле старицы реки Берёзовки, где цветут ночами кувшинки и выпь, чей вопль качает темноту, бродит на длинных ногах. А там, за старым речным руслом, поросшим камышом, уж новое русло, которое река проточила своим живым телом, а за ним чёрной стеной на высоком обрыве встаёт господский парк старого Асмоловского. И тянет туда, но Уля пересечь реку не может – тут невидимые дороги кончаются, – и потому её влечёт обратно, в чёрный ельник. А в ельнике люди бродят, странные люди, в разной одежде: иные в старинной, другие – в современной. Кто промеж деревьев блуждает, кто страдает и мечется, подходит к краю леса, бредёт к человеческому жилью, но не может сделать шага наружу, будто в стеклянную стену тычется. А кто-то стоит по колено, по пояс, по грудь или даже совсем мхом покрылся и никуда уже не идёт, а только смотрит пустыми глазами и даже не шелохнётся, если мимо человек пройдёт. Да он его и не заметит, а если и заметит, то за гнилой пень примет. А иных и вовсе в деревья утянуло, корой обернуло, и стоят они, от осин не отличить.

А там, в глубине леса, что-то ворочалось – большое и тяжёлое, – задевало за невидимые нити-дороги, отчего они звенели и содрогались. И Уля, которая была в этот момент не собой, а чем-то иным, нечеловеческим, и прочие, такие же, как она, разлетались во все стороны – взбудораженные, растревоженные, жадные до чужой жизни, как осы до сладкого. В таком-то лесу Ульяна блуждала, водила за собой этих горемык, проведывала, кто как: достаточно укоренился или пусть ещё помается. Словно садовник, который вместо растений возделывал людей. И под самый конец сна она и увидела Вадика. Тот бродил, потерянный, по лесу и что-то искал: заглядывал под коряги, кланялся ёлкам, спотыкался под соснами. Порой поднимал голову, поводил шальными глазами и снова с головой нырял в брожение. К чему ей такое привиделось, Уля не поняла. Плохое это было видение. Плохо Вадику, всем там плохо, и выхода никакого у них не было, кроме как стать травой, деревом, листом, забывая в себе всё человеческое.

Ульяна сдёрнула корону деда с головы в коробку, коробку – в пакет, а пакет на мусорку. И тут Антон ей пишет, что Вадик пропал. Это же, получается, она увидела будущее? А значит…

Ульяна додумывала мысль уже на бегу. Сорвалась вниз, как пожарный на вызов. Бабушка не успела и рта открыть, как девочка вылетела из дома, прыгнула на старенький велосипед, который они откопали вчера в сарае, и рванула к мусорке. Долетела до неё пулей, минут за пять – и всё это время в голове колотилось: «Только бы, только бы…» Если корона на месте, то Ульяна сможет найти Вадика. Уля была в этом уверена. Она так отчётливо видела то место, где он бродил: поляна, заросшая малинником, а за ней резко вниз – канава. И кривая берёза на краю оврага, характерная такая, изогнутая буквой Ч. Только бы…

Пакета не было. И коробки не было. Мусор мирно гнил в железном контейнере, ожидая, когда его вывезут, пакетов прибавилось, но коробки не было! Она поставила её тут, у входа. Прямо вот тут… Ульяна трижды обошла контейнер, осмотрелась вокруг и даже заглянуть внутрь не побрезговала. Ни-че-го. Девочка вздохнула и собралась уже лезть в контейнер, чтобы разгребать мусор руками, когда её окликнули:

– Ульяна, ты чего тут забыла?

– Э-э-э… Здравствуйте… – замялась Ульяна, пытаясь понять, откуда этот дед её знает.

– Семён Петрович, – представился вежливый старичок в льняной кепочке с тросточкой, и Ульяна просияла. Ну конечно же, председатель СНТ, который нанёс им визит в первый же день. Долго пил чай с бабушкой, с вниманием расспрашивал про их обстоятельства и оставил о себе самые приятные воспоминания.

– Да вот… серёжку потеряла, – на ходу придумала Уля. – Может, в мусорке.

Семён Петрович покачал головой, сочувствуя.

– Плохо как. Я уж грешным делом подумал, Финоген себе помощника нашёл.

– Финоген?

Председатель указал в сторону узкого прохода, заросшего травой, вдоль осушительной канавы. Вёл он куда-то в глубину СНТ, куда Уля ещё не заходила.

– Сашка Афиногенов, Финоген,