Дикая природа - Эбби Джини

Рой регулярно навещал ее, и Дарлин все больше была благодарна ему за его визиты. С ним, по крайней мере, притворяться не приходилось. Он знал, что она выстрадала – как сильно продолжает страдать, – так что ей не нужно было изображать нормальность или переводить разговор на менее щепетильную тему. Он никогда не просил ее улыбнуться, положиться на волю Божью, никогда не говорил, что молится за нее.

Она безумно тосковала по Коре. Ей всегда нравилось, когда сестренка забиралась к ней на колени. Хрупкое тельце, узловатые коленки. Иногда Кора засыпала у нее на руках, лбом уткнувшись ей в шею. Это были редкие мгновения. Кора не имела привычки ласкаться, да и сама Дарлин тоже. Теперь, как она ни пыталась, не могла вспомнить, когда они последний раз прикасались друг к другу. Почему-то ей казалось, что это крайне важно. Тем и ценно умение посмотреть в прошлое: лишь ретроспективный взгляд выявляет значимость крошечных мгновений и того, что они предвещали. Последнее объятие. Последнее «прощай».

Со временем Дарлин все больше сознавала, что жизнь продолжается. Во всех ее проявлениях – больших и малых, внутренних и внешних. Что бесперебойные механизмы в ее организме и извне обеспечивают и поддерживают ее существование. Вне зависимости от ее воли и желания тело функционировало как всегда, сердце качало кровь, нейроны стимулировали деятельность головного мозга. Независимо от ее воли и желания город Мерси тоже продолжал функционировать. По проводам над головой бежал электрический ток. Супермаркет ежедневно открывался ровно в восемь часов. Мусоровозы собирали отходы и увозили на свалку. В хозяйственном магазине шла летняя распродажа.

Дальше по шоссе, за горизонтом, по другую сторону телеэкрана господствовала бесперебойная инфраструктура цивилизации. Работали вышки сотовой связи. Взлетали самолеты. Интернет продолжал свое загадочное существование. Поступали новости из Чикаго: беспорядки после бейсбольного матча. Новости из Европы: папа римский сделал какое-то неоднозначное заявление. Новости из космоса: возможно, в сторону Земли направляется метеорит, он упадет через тысячу лет.

В своем ритме происходили и более глубинные, извечные процессы. Дни становились длиннее, ночи – короче. Луна прибывала и убывала. Летние созвездия поднимались выше и горели ярче. Супермаркет завалили арбузами, парковку усеяли крошечные кусачие божьи коровки. Улицы на несколько часов затопил проливной дождь, потому что пересохшая земля отказывалась мгновенно впитывать огромные потоки воды. В Довере объявили предупреждение о надвигающемся торнадо, но тревога оказалась ложной. Однажды утром небосвод украсила двойная радуга.

Школьный учебный год закончился, и Джейн оккупировала все пространство трейлера. Куда ни ткнись, споткнешься либо об нее, либо об ее вещи: сама она лежала на диване, на коврике у входа валялись ее бутсы, в гостиной – щитки, всюду комья грязи и пучки травы.

Дарлин пыталась быть снисходительной. Джейн тоже пребывала в стрессовом состоянии, но свои переживания открыто не выражала. Она никогда не говорила о Коре, старательно притворялась, будто все у них хорошо, хотя, казалось, постоянно была на грани слез.

Дарлин часто ловила себя на том, что думает о Такере – вспоминает, каким он был. Самые приятные воспоминания о брате были связаны с порой их детства: вот Такер хохочет беззубым ртом, глядя на нее через прутья детской кроватки; вот Такер в пеленках, выставляет напоказ свой упругий золотистый голый животик. Дарлин вспоминала, как учила его заплетать мамины волосы. Вспоминала, как везла его в коляске, идя рядом с мамой. Между ней и Такером разница в возрасте была менее двух лет, и долгое время других детей в семье не было. Они росли вместе, и в раннем детстве все у них было общее: игрушки, книжки, песочница во дворе. Они вместе купались в ванне, вместе слушали мамины колыбельные, вместе забирались к отцу на колени.

В мальчишестве Такер был абсолютно бесстрашным. Однажды с такой яростью влетел на третью базу[7], что сломал руку в двух местах. На нем места живого не было от ссадин и ушибов. На велосипеде ездил, не держась за руль. На спор залезал на крышу. Забивал гвозди в забор – лишь для того, чтобы пошуметь. Если хотел затеять драку, кричал: «Сейчас пройдусь по твоей заднице, как газонокосилка – по траве!» Дарлин часто видела брата на самой макушке какого-нибудь дерева, куда никто другой не осмеливался залезть. А он преспокойно сидел на раскачивающихся от ветра сучьях и смотрел на горизонт, как будто собирался взлететь. Одно время он был уверен, что слово «бедокур» – это его второе имя. В конце долгого дня прижимался носом к Дарлин и шептал: «Совсем я тебя забедокурил».

Такер с детства обожал животных. С ранних лет стал вегетарианцем, заявив, что мясо – это труп, результат убийства, и за ужином всем напоминал, как выглядела бы их пища, будь она все еще жива. В маленьком оклахомском городке подросток с такими принципами у многих вызывал недоумение, но эксцентричность своего поведения Такер сглаживал юмором и природным обаянием. Со смехом отмахивался от двусмысленных замечаний в свой адрес, и очень скоро окружающие перестали комментировать его чудачества.

Семейную ферму он обожал, дневал и ночевал там. В этом отношении они с мамой были абсолютно одинаковые. В любое время суток Такера можно было найти в пастбищном загоне у коров, а маму – у курятника. Дарлин тоже любила животных, но они не влекли ее так, как маму и брата. Ветхий сарай и пораженный плесенью амбар те воспринимали как врата в мир чудес. Никогда у мамы улыбка так быстро не появлялась на губах, как при виде Моджо. Она по многу часов проводила с жеребцом, причем не выезжала и не кормила его, а просто общалась с ним на понятном ему языке жестов и прикосновений. У Такера было столь же глубокое взаимопонимание с коровами. Каждый день после обеда они высматривали его, повернув головы в сторону дома и размахивая хвостами – ждали возвращения Такера из школы. Едва завидев, что он идет к загону, принимались звать его – вытягивали длинные шеи и, широко раззявив пасти, радостно мычали на все лады. Точно так они приветствовали себе подобных.

После смерти мамы Такер стал еще более преданно заботиться о животных. Порой Дарлин думала, что его щедрая любовь к маме – бурная река, не имеющая русла, – не находила выхода, и он перенаправил ее на ферму. Такер приносил угощения пугливому козлику, хотя тот презирал человечество. Он