Дикая природа - Эбби Джини

Дарлин беспокойно закружила по гостиной, обходя журнальный столик. На улице бушевал ветер, входная дверь скрипела под его ударами. Ее так и подмывало снова швырнуть телефон, но на этот раз изо всей силы, чтобы разлетелся вдребезги. Ей хотелось устроить в доме бардак: бить о стену тарелки, опрокинуть телевизор. Сорвать дверь с петель, продырявить кулаком стену. В этот момент она могла бы голыми руками разнести трейлер.

– Все происходит не просто так, – продолжала Кора. – Животные постоянно лишаются своих мест обитания и своих семей. Люди приходят и все забирают у них. Вот это и есть массовое вымирание. То же случилось и с нами. Торнадо лишил нас всего. Понимаешь? Мы на себе это испытали, Дарлин. И теперь знаем, что это такое.

Дарлин ускорила шаг. Ей стало трудно дышать, от ее беготни звенели ложки в шкафу. Маленький убогий трейлер не мог вместить ее гнев. В телефоне послышался рокочущий голос Такера, словно далекий гром.

– Все, мне пора, – произнесла Кора. – Мы и так долго разговаривали.

– Где ты находишься? Скажи сейчас же.

– О, Дарлин. – Кора испустила снисходительный вздох.

– Ты не представляешь, что я переживаю. Места себе не нахожу от беспокойства. С ума схожу.

– У меня все хорошо, – сказала Кора каким-то тренькающим глуховатым голосом.

– Такер опасен. Ты знала, что в полиции на него завели досье? Он преступник. Прошу, послушай меня. Ты должна вернуться домой, сейчас же. Я очень скучаю по моей сестренке.

– О, – протяжно выдохнула Кора, словно петлей опутав шею Дарлин. – Ее уже нет.

И вдруг на нее обрушился шквал звенящих булькающих голосов. Дарлин резко отвела телефон от уха. Ей показалось, что кричит какая-то женщина, а какой-то мужчина выражает недовольство, причем это были не Такер и не Кора, – незнакомые люди. Множество непонятных звуков, вроде бы человеческие голоса, но в то же время какие-то механические, смесь слов, треска и электрического гула. Эти голоса не переговаривались и не обращались к Дарлин. По всей Оклахоме неведомые души вели отдельные разговоры, болтали о погоде, раскрывали тайны, сплетничали, не зная, что их голоса собраны воедино и перемешаны в какофонию – оглушительную, неразборчивую, бессмысленную.

Потом так же внезапно все стихло.

– Алло, ты меня слышишь? – крикнула Дарлин. – Кора! Кора, где ты?

Она посмотрела на дисплей, на темный пустой экран и поняла: звонок завершен. Дарлин огляделась вокруг и увидела их трейлер таким, каким он и был на самом деле: обшарпанный, купленный из третьих рук, вот-вот развалится, дверь висит неровно, мебель со свалок, стиральная машина с сушкой кренится на один бок, краска шелушится, трубы заржавели – неуютное, унылое, мрачное жилище, обитель отчаяния и безысходности. И Дарлин не выдержала, что-то в ней сломалось. Держа телефон, словно это была рука ее младшей сестренки, она разревелась, упала на диван, сотрясаясь от рыданий. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой.

Вот и все. Кора снова пропала.

Июль

20

В каморке стоял кромешный мрак, глаза можно было бы и не открывать. Заторможенная, растерянная, я пошевелила пальцами перед лицом. Своей руки я не видела, не заметила даже намека на движение в густой темноте.

Только шумное дыхание Такера свидетельствовало о том, что я не сплю, – что физический мир все еще существует.

– Такер, – шепотом позвала я брата.

Ритм его сапа не изменился. Я села и принялась ощупывать ладонью неровный пол, ища фонарь. Обычно мы с братом, ложась спать, фонарь клали между нашими телами, но сейчас я не могла его найти. Рука наткнулась на основание ведра, в которое мы справляли нужду, и моча в нем заплескалась.

– Такер, – снова позвала я, на этот раз громче.

Никакой реакции. Меня охватила клаустрофобия. Теперь я вспомнила, что мне снилось, будто меня похоронили заживо: воздух кончается, сверху на меня давит масса земли, я медленно умираю в запечатанном гробу, и спасения ждать неоткуда.

Может быть, кошмарный сон все еще продолжался. В конце концов, вместе со своим исчезнувшим братом я находилась в поврежденном укрытии от торнадо, под нашим бывшим разрушенным домом, среди руин нашего бывшего поселка. Я не знала, который сейчас час, какой день недели, какое число. Легкие забивал смрад плесени и пота. Не было ни электричества, ни водопровода. Отсутствовали фоновые шумы человеческого бытия – гудение электроприборов, бульканье в канализационных трубах, всякие механические звуки, которые раньше доносились со всех сторон. В крошечном бункере я не рисковала подниматься на ноги без фонаря: запросто могла бы о полку разбить себе голову.

Хныкая, я шарила и шарила на полу. Наконец наткнулась на руку брата, горячую, как уголь – у него был жар, – и затрясла ее.

– Проснись, – потребовала я.

– Щас, минутку, – промычал он.

Я не двинулась с места, сжимая его руку. Такеру всегда требовалось какое-то время, чтобы выпутаться из тисков сна, а сейчас тем более – ведь раны его еще не зажили.

Последние недели мы с Такером жили под землей. Время текло мучительно медленно. По утрам в бункере было относительно прохладно, но от оклахомского солнца нет спасения, и к трем часам дня наше убежище превращалось в духовку, в которой жара застаивалась и усиливалась. Рот залепляла вонь – вонь нашей мочи, испарявшейся и оседавшей конденсатом в ведре; вонь гниющих остатков пищи в опустошенных консервных банках; вонь грязи и мышиного помета. Вонь пота Такера и моего собственного. Ко всем этих тошнотворным запахам примешивался еще кислый душок его ран, в которых створаживалась кровь. Я как могла старалась менять ему повязки, смазывая раны антисептиком, но процесс исцеления протекал вяло и сопровождался зловонием.

Такер, ослабев от потери крови и перенесенного шока, почти все время спал. Поэтому и я тоже дремала, растянувшись на полу рядом с ним. Делать-то больше было нечего. Днем выходить из бункера мне не дозволялось. Нормального мобильного телефона, с приложениями и играми, Такер не имел – с собой у него был только пластиковый пакет с дешевыми одноразовыми телефонами. Никогда еще я не была так надолго лишена возможности посмотреть на какой-нибудь экран. Я до жути скучала по телевизору, аж внутри все переворачивалось. Почти так же сильно, как скучала по Дарлин и Джейн. Я считала вдохи и выдохи, пока не сбивалась со счета. В невыносимом смраде миазмов пыталась различить дух токсичных отходов (хотя Такер неустанно твердил, чтобы я об этом не беспокоилась). В своем воображении пересматривала любимые фильмы, стараясь вспоминать кадр за кадром в верной последовательности. Сон был желанным отдохновением от темноты, тишины и одуряющего запаха.

Только