9 дней в «Раю», или Тайна императорской броши - Рафаэль Тимошев

class="p1">На удивление «Журналист» объявился почти сразу по его возвращении в Одессу. Следом произошли еще три встречи — в середине и конце марта, а затем в начале апреля. К этому времени — вероятно, по результатам неудач январского наступления — Брендель на посту разведывательного отделения был уже заменен подполковником Ивановым, но и без него Листок догадывался — в штабе фронта нечто затевалось.

И ротмистр был недалек от истины — новый главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал-адъютант Брусилов, в марте сменивший на этом посту генерала от инфантерии Иванова, вынашивал план стратегического наступления, позже названного современниками его именем. По замыслу генерала наступление должно было стать главным событием весенне-летней кампании русской армии 1916 года, а значит, требовало тщательной подготовки, знания реальных сил и возможностей противника, что, безусловно, предполагало активизацию всех видов разведки, которую ротмистр Листок и почувствовал. Но принятие созревшего плана оказалось непростым.

В соответствии с решениями 2-й союзнической конференции, состоявшейся в конце февраля во французской Шантийи, России на предстоящий год отводилась второстепенная роль — отвлечение сил Центральных государств от главного, по мнению союзников, фронта — франко-германского. В соответствии с этим в русской Ставке было принято решение — не позднее апреля провести совещание по предстоящим операциям 16-го года.

Совещание прошло 1 апреля под председательством Верховного главнокомандующего русской армией и флотом его императорского величества Николая II.

На совещании мнения штаба Ставки и главнокомандующих фронтами неожиданно разделились. Докладывая первым, начальник штаба генерал Алексеев предложил Верховному весенне-летнюю кампанию начать наступлением русской армии силами Западного фронта. Ему резко возразил главнокомандующий армиями фронта генерал Эверт, считавший, что наступательные действия невозможны и предпочтительнее перейти к общей стратегической обороне. В этом генерал нашел поддержку у главкома Северным фронтом генерала от инфантерии Куропаткина. Было ясно, что на мнение главнокомандующих сказывались неудачи на обоих русско-германских фронтах в ходе кампании 15-го года и катастрофическая потеря почти всего обученного резерва, особенно из числа офицерского состава.

И неожиданно, в отличие от предыдущих выступающих, Брусилов предложил свой, давно созревший план — решительное наступление в полосе Юго-Западного фронта, одновременно всеми имеющимися силами и во взаимодействии с Западным фронтом Эверта. Конечная же цель наступления поражала воображение — прорыв обороны австро-венгерских армий, выход на Венгерскую равнину и вывод Австро-Венгрии из войны. Предложение Николаю II понравилось, и после продолжительной и жаркой дискуссии план стратегического наступления русской армии в полосе Юго-Западного фронта Верховным был утвержден.

Уже 5 апреля Брусилов провел совещание с командующими своими армиями, а на следующий день по войскам разошлись его «Указания» по подготовке наступления одновременно всеми войсками фронта.

Именно в разгар напряженной работы всего штаба Листок был внезапно вызван в Бердичев к Дитерихсу.

Это произошло почти сразу после очередной встречи с агентом и оттого походило на желание генквара штаба фронта лично заслушать ротмистра о работе разведсети Кюрца. Но, к удивлению Алексея Николаевича, речь пошла не об австрийско-румынской агентуре, а о нем самом. После продолжительной паузы, в течение которой генерал с каким-то отрешенно-угрюмым видом смотрел на сидящего перед ним офицера, он медленно, словно вытягивая из себя слова, процедил:

— Как и пророчил, господин ротмистр, вы все-таки Ставке понадобились… Пришло, Алексей Николаевич, секретное распоряжение касательно вашей персоны. Вам надлежит убыть в распоряжение начальника 1-й Особой пехотной бригады Русского экспедиционного корпуса во Франции.

Листку показалось, что он ослышался. Изумленно переспросил:

— Простите, вы сказали… во Франции?

Но Дитерихс, казалось, его не услышал. Все так же монотонно он продолжал:

— … Бригада уже следует морским путем и, вероятно, во второй половине апреля прибудет в Марсель. Однако в мае — июне будет формироваться 2-я Особая бригада, коей надлежит отправиться в греческие Салоники. Ее начальником предложено стать мне. Соответствующий приказ состоится уже в апреле или по крайней мере в мае. Предварительно, в конце июня, бригада отправится во Францию пароходами из Архангельска, так что вам надлежит плыть к месту прохождения службы вместе со мной. О характере вашего назначения и роде предстоящей работы не спрашивайте — не имею понятия. О том вам, вероятно, сообщат лично по прибытии. До времени же о нашем разговоре никто знать не должен. Пока исполняйте обязанности. Дела сдадите сменщику по выходу приказа. Это все. Если иных вопросов не имеется — не смею задерживать…

По этому сухому «не смею задерживать» Листок понял — разговаривать долее у генквара нет никакого желания. Отчего-то в голове вновь промелькнул зловещий образ унтер-офицера Хромова, со времени Могилева ставшего для него чем-то вроде черного ангела, беспощадно коверкающего судьбу.

Он поднялся:

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

И глухо добавил:

— Благодарю за доверие!

6 января 1917 г. Цюрих.

Лимих

Из переписки Александры Федоровны с Николаем II:

"Царское Село. 17 декабря 1916 г.

…Мы сидим все вместе — ты можешь себе представить наши чувства, мысли — наш Друг[36] исчез. Вчера А. видела его, и он ей сказал, что Феликс просил его приехать к нему ночью, что за ним заедет автомобиль, чтоб он мог повидать Ирину. Автомобиль заехал за ним (военный автомобиль) с двумя штатскими, и он уехал. Сегодня ночью огромный скандал в Юсуповском доме — большое собрание, Дмитрий, Пуришкевич и т.д. — все пьяные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, крича полиции, что наш Друг убит. Полиция приступила к розыску, и тогда следователь вошел в Юсуповский дом — он не смел этого делать раньше, так как там находился Дмитрий. Феликс намеревался сегодня ночью выехать в Крым, я попросила Калинина его задержать. Наш Друг эти дни был в хорошем настроении, но нервен, а также озабочен из-за Ани, так как Батюшин старается собрать улики против Ани[37] . Феликс утверждает, будто он не являлся в дом и никогда не звал его. Это, по-видимому, была западня. Я все еще полагаюсь на Божье милосердие, что его только увезли куда-то. Калинин делает все, что только может. А потому я прошу тебя прислать Воейкова. Мы, женщины, здесь одни с нашими слабыми головами… Я не могу и не хочу верить, что его убили. Да смилуется над нами Бог! Такая отчаянная тревога (я спокойна — не могу этому поверить)…"

На почтамте Листок пробыл не больше получаса. Выстоял очередь в отделе «Postlagernd»[38], представил заграничный паспорт почтовому клерку с роскошными усами и черными нарукавниками и через несколько томительных минут получил свое ожидаемое «Es gibt keine Einnahmen in lhrem Namen!»[39]. Вернул паспорт во внутренний карман пиджака и направился к выходу.

По сторонам