9 дней в «Раю», или Тайна императорской броши - Рафаэль Тимошев

— Решительно ничего? — вместо ответа последовал вопрос Лимке.

— Решительно. А вот утром… Утром я обнаружил в дверях номера небольшой конвертик…

Усы Лимке задергались от нервно заходивших желваков.

— Уж не он ли причина нашей встречи? — участливо спросил Листок.

— Вы вскрывали его? — могильным голосом переспросил чиновник.

— Конечно. И скажу по секрету — глупее того, что в нем содержалось, я не встречал! Быть может, записка была адресована вам? Тогда уж простите… Беру слова…

Лимке с болезненной миной оборвал ротмистра на полуслове:

— Записка у вас?

— Записка? А вот ее — как предмет недостойный моего внимания — простите, порвал. Однако вы так не конфузьтесь — содержание записки я запомнил. И опять же — как пример совершенной бессмыслицы, неизвестно кем и для чего мне подброшенной…

При этих словах Лимке, казалось, окаменел. В его вдруг остекленевших глазах Листок разглядел одновременно и болезненное отчаяние, и скрытую радость, и желание выудить из наглого ротмистра нужные сведения, и растерянность от непонимания, как это сделать, не потеряв лица. И похоже, бедный Лимке так ни до чего ничего и не додумался. Встрепенувшись, точно мокрая курица, он дрогнувшим голосом только и выдавил:

— Мне необходимо знать, о чем в ней говорилось…

— Это я уже понял… — с безразличным видом ответил Листок. — Но, видите ли, Эдуард Феликсович, я тот офицер, который имел честь знать вас направляющимся в Ставку Верховного главнокомандующего русской армией и внезапно пропавшим в дебрях славного города Могилева. А теперь я удостоился зреть вас здесь, в зарубежном Цюрихе, за линией фронта, далеко от России… Не подозрительно ли? И потому, уважаемый Эдуард Феликсович, я, как русский офицер, не вполне уверен, что та, подброшенная мне по ошибке, записка не будет употреблена вами во вред моему Отечеству! Не шпион ли вы, Эдуард Феликсович? Записка-то писана на немецком!

От возмущения и досады Лимке, задохнувшись, хватанул ртом морозный воздух и нервно заходил вдоль театральных колонн. Затем быстро подошел и возбужденно бросил в лицо ротмистра:

— Вы несете совершеннейшую чушь! Что вы хотите взамен — деньги?

— А это уже оскорбление, милостивейший государь! — проскрипел зубами Листок. — Я вам не базарный лабазник! Мне только и надобно, что знать, для какого дела вы намерены употребить имеющиеся у меня сведения! И не во вред ли нашему правому делу вам предлагается встретиться с автором интересующей вас записки!

По тому, как, выпучив глаза, Лимке уставился на него, Листок понял — именно эта встреча и была тем, о чем надворный советник жаждал знать. Значит — чтоб им провалиться! — с Росляковым они рассудили верно. Только что дальше? Как поведет себя Лимке?

А Лимке, не выдержав, прогнусавил:

— Не во вред, дьявол вас побери! Более того, я выполняю поручение и даже, если угодно, личную просьбу очень важных особ…

— Насколько важных? — оборвал его Листок.

Чиновник открыл было рот, но тут же осекся — кажется, и без того наговорил много лишнего…

Ротмистр, однако, не дал опомниться:

— В Могилев вы приезжали для встречи с этими «важными особами»?

Но Лимке молчал. Его словно заклинило. Казалось, еще мгновение — и надворный советник упадет в обморок, а значит, все пойдет не так…

— Что ж, — спохватился Листок. — Не стоит так волноваться. Быть может, закурите?

Он протянул ему портсигар, который тот нервно оттолкнул рукой:

— Я не курю!

Листок вернул портсигар в карман.

— Хорошо. Я вам поверю. И простите, если что не так. Признаться, был зол на вас там, в Могилеве, когда вы так внезапно исчезли. А содержание вашей записки помню хорошо. Оттого и запомнил, что дурацкое… Уж и не знаю, для чего она вам понадобилась! А, Эдуард Феликсович? Вы меня слышите? А то, может, зайдем в ресторан?

— Нет, — едва слышно выдавил Лимке. — Покорно благодарю… Говорите, я слушаю…

Листок внимательно посмотрел на изнеможенного чиновника и с брезгливым сочувствием подумал вновь: «Какой сиз тебя шпион, штатская твоя душа! И тебе — половой тряпке — важные особы что-то поручили?»

— Что ж, если настаиваете, то пожалуйста. В записке — дословно — значилось: «8 — го числа, в 11 ч., на углу Утоквай и Фалькенштрассе. Вас узнают по известной нам вещи».

— Это… верно? — после минутной паузы едва слышно промямлил Лимке.

— Будьте покойны — все как «Отче наш»! — заверил Листок.

Глаза Лимке, еще мгновение назад потухшие, вдруг торжествующе блеснули в свете театральных фонарей.

— Значит, восьмого?

— Так и есть, — кивнул Листок.

Реакция чиновника была неожиданной — точно впав в забытье, он вдруг сделал шаг в сторону и, обойдя ротмистра, зашагал качающейся походкой морфиста в сторону площади. Листок с изумлением посмотрел ему вслед, и что-то нехорошее вдруг сжало его грудь. Неприятное ощущение чего-то неправильно сделанного медленно вползло в сознание. Словно совершил какую-то неравноценную сделку, по собственной воле дал себя откровенно надуть. А Лимке тем временем, размашисто шлепая по мокрому снегу, дошел до тротуара, не останавливаясь, вышел на проезжую часть улицы, разделяющую театр и площадь Зекселойтенплац, поднял вверх руку, в которой, точно флажок, отчего-то затрепетал белый платок, и тут же остановил проезжавшее мимо такси.

Что в действительности означал этот странный жест, Листок понял через минуту. Он все еще смотрел на мотор, уносящий прочь надворного советника, на рванувшее из ряда припаркованных у тротуара автомашин черное авто, затем на выехавшее на проезжую часть «рено» — вероятно, Рослякова, — как позади послышалась странная возня…

Обернувшись, Листок был поражен совершенно отвратной сценой — в пяти шагах от него двое рослых мужчин бесцеремонно сжимали с двух сторон стройную фрейлейн, с накинутой на лицо вуалью, отчаянно пытающуюся вытащить руки из меховой муфты.

Первой реакцией было — вслед за стоявшими рядом господами — броситься на помощь. Но вдруг те испуганно отпрянули, и в вырвавшейся из муфты женской руке он разглядел крохотный револьвер, который тут же был сбит ударом кулака одного из насильников.

Листка словно подбросило — компаньонка графини Венденской! Пыталась покончить с ним после сигнала надворного советника! И если этому помешали тайные агенты, то за ними следили — и за ней, и за ним, и за Лимке… Значит, сейчас возьмут и его!

Пользуясь суматохой,