Волшебство для Мэриголд - Люси Мод Монтгомери

Мэриголд чувствовала, что заболела. Ей было холодно и тошнило до глубины души. В один миг её маленькая жизнь была порвана на части. Но она не сказала маме ни слова об этом.

2

Мэриголд думала, что навсегда избавилась от ревности, когда узнала правду о ногах Клементины. А сейчас она находилась во власти ревности, которая была в десять раз сильнее. То была лишь призрачная досада души. Эта же – горящее страдание сердца. Никогда Мэриголд не была так горестно несчастлива в своей жизни, чем в эти два месяца после разговора у ручья. Все вокруг подкармливало её подозрения и ревность. Она наполнилась ненавистью. Ничто не радовало её, потому что она слишком ненавидела мистера Томпсона. И бедную, ни в чём неповинную маленькую Джейн Томпсон. Станет ли Джейн называть маму «мамой»? Пусть только посмеет!

Пришёл ноябрь с его тёмными печальными сумерками, которые вызывали в Мэриголд чувство, что она взрослая и старая, с его скорбными ветрами, что шелестели сухими листьями в холодные пустые безлунные ночи, с его зимней песней седых полей и печальными серыми призраками золотарника в углах изгородей. И огнями авто мистера Томпсона, слишком часто весело горящими у ворот в холодные вечера. Мэриголд мечтала, чтобы этот ноябрь остался навсегда. Раньше «завтра» было для неё волшебным словом. Теперь «завтра» звучало ужаснее, чем «сегодня».

Но ненависть к мистеру Томпсону стала для неё и мучительным утешением. Она была уверена, что будет всегда ненавидеть его. Люцифер невзлюбил его, а коты знают всё. Невозможно обмануть Люцифера. Ничто больше не радовало Мэриголд. Она помнила, как Лазарь однажды что-то сказал о французе, который сделал нечто, бросающее тень на его нацию.

«Но ты же не хочешь, чтобы его повесили», – запротестовала Саломея.

«Нет-нет-нет, конечно, нам не хоца видеть его повешенным, – ответил Лазарь, – нам хоца видеть его побитым».

Это с точностью отражало чувства Мэриголд по отношению к мистеру Томпсону. Она не хотела видеть его повешенным, но ей было бы приятно видеть его «побитым». Ради пусть и эфемерного, но мщения она назвала большой высохший чертополох за яблочным амбаром «Преподобным мистером Томпсоном», срезала его и сожгла. Она наблюдала, как он пьёт чай и желала, чтобы в чашке был яд. Не столько, чтобы убить его – о, нет, – но достаточно, чтобы его стошнило и отвратило от мысли жениться на ком-либо. Однажды, когда он рассердился на кого-то в церкви и стукнул по столу, Мэриголд про себя сказала маме: «Посмотри, какого мужа ты получишь!»

Она бы хотела не ходить в церковь, но не могла, поэтому сидела там, скверно ругая его. Когда он приходил в их дом, она являла собой само воплощение презрения. А он не замечал! Быть презираемым и не замечать этого невыносимо для презирающего. Он не мог даже запомнить её имя и называл Нарциссой. Однажды он попытался по-отечески погладить её по голове. «Я не кошка», – грубо ответила Мэриголд, отскочив. Потом ей пришлось извиняться. В Еловом Облаке не могли понять, почему Мэриголд испытывает такое отвращение к пастору.

«Он так красиво проповедует, – с упреком сказала Саломея. – Я не могу сдержать слёз».

«То же самое умеет лук», – отрезала Мэриголд.

И всё же, когда Эм Стентон заявила, что её отец отозвался о мистере Томпсоне, как о поверхностном человеке, Мэриголд пылко запротестовала. Такого нельзя допустить. Если мама на самом деле выходит за него замуж, его нужно защитить.

«Да ладно, – сказала Эм, уходя. – Я и не знала, что он тебе нравится. Не думала, что кому-то может понравиться синеносый».

«Он не синеносый», – сказала Мэриголд, не имея представления, что это значит.

«Именно такой. Твой дядя Клон сам сказал в тот день, когда подвозил меня на своей машине. Мы встретили пастора, он ехал навстречу, и твой дядя сказал: «Синеносым всегда разрешается превышать скорость». А я спросила: «Разве мистер Томпсон синеносый?», а он ответил: «Самый, что ни на есть». Вот так-то!»

«Но что это значит, синеносый?» – спросила Мэриголд. Она должна знать худшее.

«Ну, я не уверена, но думаю, что это наркоман, – осторожно начала Эм. – Я спрашивала Веру Чёрч, и она сказала, что так думает. Это очень скверно. Им повсюду мерещатся страшные лица. Для них чем хуже, тем лучше. Они очень хитрые. Сначала никто не подозревает, пока они не становятся такими, что не могут это скрыть. Затем их нужно упрятать».

Упрятать! Что значит, «упрятать»? Но Мэриголд больше не стала задавать Эм вопросы. Казалось, от каждого ответа всё становилось хуже и хуже. Но если мистер Томпсон должен быть куда-то «упрятан», она хотела, чтобы это произошло раньше, чем он женится на маме.

Постоянно происходили мучительные события. Мистер Томпсон всё чаще приезжал в Еловое Облако. Они снова ездили с мамой в Саммерсайд, чтобы выбирать обои, а однажды вечером он явился и сказал маме:

«Хочу проконсультироваться с вами об аденоидах Джейн».

Мама отвела его в садовую комнату и закрыла дверь. Мэриголд проскользнула через наружный коридор, как маленький призрак. Что там происходит, за закрытой дверью? У неё болело горло, но мама не беспокоилась об этом? Совсем нет. Она занята аденоидами Джейн – какими бы они там ни были.

Когда ничего мучительного не происходило, она терзала себя сама. Придётся ли ей покинуть Еловое Облако, когда мама выйдет замуж за мистера Томпсона? Или, возможно, мама оставит её здесь одну, с бабушкой, как это сделала мать Милли Грэхем? И больше никто не встретит её из школы, никто не будет стоять в сумерках у двери, приглашая в убежище дома из вечерней темноты, или сидеть у её кровати и разговаривать, пока она не уснёт. Хотя уже теперь вечерние разговоры с мамой стали не такими, какими были прежде. Какая-то вуаль недоверия повисла между ними. Лорейн боялась, что дочь вырастает, уходя в трудный возраст подростковой изоляции, словно в заповедник. Она не могла спросить Мэриголд, что произошло, что вызвало такие изменения. Когда тётя Энн попросила Лорейн отпустить дочь к ней в гости и она согласилась, Мэриголд отказалась почти со слезами – хотя когда-то очень хотела. Что, если мама выйдет замуж, пока её не будет? Что, если именно поэтому она хочет отправить её к тёте Энн? И у них даже будут разные имена! Как ужасно услышать, когда скажут: «Это Мэриголд Лесли, дочь миссис Томпсон, знаете ли».

Они даже могут назвать её Мэриголд Томпсон!

Мэриголд чувствовала, что не перенесёт этого. Она нигде не нужна. О, могло ли что-нибудь или кто-нибудь