Волшебство для Мэриголд - Люси Мод Монтгомери

испытание. Она вдруг впала в немилость, вместе с Мэтс – если Мэтс когда-либо рассматривала понятие милости по стандартам Полы. Мэриголд пригласили на ужин к Мэтс, и она не могла отказаться.

Мама Мэтс была замечательным кулинаром, она пекла четыре разных вида пирожных. И, увы, каждый из них был именно таким, какой Мэриголд особенно любила. Банановые со взбитыми сливками, клубничные, слоёные, желейные. Мэриголд съела по кусочку каждого и два кусочка клубничных. Она знала, что поступает неправильно – как с точки зрения мамы, так и Полы, но рядом была Мэтс, с жадностью уплетающая пирожные, и её мама, с упреком вздыхающая:

«Ты ничего не ешь, деточка».

И что было делать?

А после ужина они с Мэтс взяли огромный модный каталог и выбирали платья, которые будут носить, когда вырастут, и заполнили до краёв свою чашу беззакония, когда начали «боксировать» кровать работника в кухонной комнатке. Он, вероятно, спал лучше, чем Мэриголд, которая потом страдала и видела ужасные сны. Что могло бы считаться достаточным наказанием. Но у Полы было иное мнение.

Совесть Мэриголд не давала ей успокоиться, пока она не призналась во всём Поле.

«Ты фарисей», – скорбно сказала Пола.

«О, нет, – стенала Мэриголд. – Это просто…»

И она замолчала. Нет, она не скажет: «Мэтс и её мама просто заставили меня есть». Это было неправдой. Она очень хотела пирожных и должна ответить за свой проступок. Но не потеряла ли она навсегда принадлежность к касте в глазах Полы? Неужели она больше не будет считаться «Одной из Нас»?

«Ты поступила очень скверно, – сказала Пола. – Твоя лампа почти погасла, и ты должна понести особое наказание, чтобы искупить вину».

Мэриголд с облегчением вздохнула. Она не изгнана из касты. Конечно, она понесёт наказание. Но какое – суровое и в то же время действенное. Пола подумала об этом.

«Ты боишься находиться одна в темноте. Проведи ночь на крыше веранды. Это будет настоящим наказанием».

Определённо. Мэриголд хорошо знала, насколько настоящим. Она действительно боялась быть одной в темноте. Она не боялась, если кто-то был рядом, но находиться одной было ужасно. Она очень стыдилась этого страха. Бабушка сурово говорила, что одиннадцатилетняя девочка не должна быть таким младенцем, и Мэриголд была уверена, что Старшая бабушка презирала бы её, как трусиху. Но она не могла справиться с этим страхом. Мысль о ночи на крыше веранды ужасала её. Тем не менее она согласилась.

Сделать это было достаточно просто. В её башенной комнатке имелась дверь, ведущая на крышу веранды, где стояла небольшая железная кровать. Всё, что Мэриголд предстояло сделать – выбраться из постели, когда все уснут, вытащить бельё и матрац. Она сделала это – вся в холодном поту – и заползла на кровать, дрожа с головы до ног.

«Я не буду бояться тебя», – вежливо прошептала она ночи.

Но она боялась. Она чувствовала примитивный, необъяснимый страх, знакомый детству. Страх темноты и теней, дрожь от невидимой угрозы, скрывающейся во мраке. Казалось, ночь подползает сквозь еловый лес за домом, как живое, но не человеческое существо, чтобы наброситься на неё. Темнота вокруг, повсюду, внизу, наверху. А в темноте… что? Она хотела укрыться с головой, но не могла. Это было бы уклонением от наказания. Она лежала и смотрела в небо – жуткий океан звёзд, которые, как рассказывал дядя Клон, были миллионами солнц миллионы миллионов миллионов миль отсюда.

Казалось, на всей земле не было ни звука. Ожидание… ожидание… чего? Возможно, все на свете умерли! Возможно, она осталась одна в этой страшной тишине!

Затем – она не могла сказать, прошли ли часы или минуты – всё изменилось. В один миг. Страх прошёл. Она села и огляделась. Вокруг был мир бархата, теней и звёзд. Верхушки елей на фоне неба покачивались от ветерка. Вода залива серебрилась под растущей луной. В саду перешёптывались деревья, словно старые друзья. Ароматы тёплой летней ночи спускались с холма.

«Значит, мне нравится темнота, – прошептала Мэриголд – Она красивая, добрая, дружелюбная. Никогда не думала, что она может быть такой прекрасной».

Она распахнула руки навстречу темноте. Она казалась Живой, парящей, любящей, укутывающей. Мэриголд легла в её тень и полностью отдалась её очарованию, мыслями улетев далеко за Млечный путь. Ей не хотелось спать – но через некоторое время она уснула. А проснулась в бледном безветренном утре, как раз когда новый рассвет подбирался к Широкой Долине. Сонные дюны вдоль берега играли лиловыми, голубыми, золотыми оттенками. В вышине плыли облака, чуть тронутые восходом. Внизу в саду серебрились в бутонах роз капли росы. На выпасе у ручья в туманном свете утра овца дяди Чарли казалась удивительно жемчужно-белой и круглой. Мир был таким, каким Мэриголд никогда его не видела прежде – ожидающим, нетронутым, словно утро в Раю. Она вздохнула от удовольствия. Это волшебное счастье принадлежало ей.

Пола пришла вскоре после завтрака, чтобы узнать, ночевала ли Мэриголд на крыше веранды всю ночь.

«Ты слишком радостно говоришь об этом», – с упрёком сказала она.

«Сначала это было наказанием, недолго, а потом мне стало очень хорошо», – честно призналась Мэриголд.

«Тебе слишком много что нравится, – в отчаянии сказала Пола. – Наказание не наказание, если тебе хорошо».

«Что же я могу поделать, если мне многое нравится, и я рада этому, – ответила Мэриголд во внезапном приступе здравого смысла. – Это делает жизнь намного заманительней».

6

Мэриголд шла на почту отправить письмо тёти Энн. Был чудесный день. Никогда мир не казался таким красивым, несмотря на сотни миллионов грешников, живущих в нём. Она прошла мимо калитки Мэтс, которая играла в камешки сама с собой под большой яблоней. В последнее время Мэтс ушла в печальное отступничество и вернулась к игре в камешки, окончательно доказав, что она не Одна из Нас. Она позвала Мэриголд, но та покачала головой и прошла мимо.

Немного дальше от этого места улица резко сворачивала на красную дорогу, а на углу стоял белый дом мисс Лулы Джекобс. Знаменитые дельфиниумы мисс Лулы подняли свои светящиеся белые факелы. Мэриголд остановилась, чтобы полюбоваться ими. Она бы зашла внутрь – они с мисс Лулой были хорошими знакомыми, но знала, что хозяйки нет дома – сейчас она беседовала с тётей Энн в Широкой Долине.

Через стебли дельфиниумов было видно окно кладовой. Мэриголд заметила что-то ещё. Темноволосая голова мелькнула в окне и исчезла. В следующий миг Пола Пенгелли перемахнула через подоконник, спрыгнула на землю и прошла через ельник за домом мисс Лулы. В руках у