Волшебство для Мэриголд - Люси Мод Монтгомери

«Он уйдет, если я спрошу, а папа убьёт меня», – недовольно сказала Мэтс.

«Ладно, договорились, – подвела итог Пола. – Повторяйте за мной. Мы лампы света и будем лампами света до тех пор, пока растёт трава и течёт вода».

«Ой», – хмыкнула Мэтс. Но она бойко повторила, успокоенная воспоминанием о прежних клятвах, столь же устремлённых в вечность, которая наяву оказывалась лишь временем, за которое Пола уставала от них.

«А теперь, – заключила Пола, – я буду читать молитву». Что она и сделала так красиво и пылко, сжав бледные руки и глядя в небо, что душа Мэриголд воспарила, и даже Мэтс впечатлилась.

«В этом, наверно, есть какое-то удовольствие, – сказала она. – Но я бы хотела, чтобы Пола раскаивалась зимой. Это лучшее время для раскаяния».

4

Дни шли, и Мэтс прищла к мрачному выводу, что всё это не так уж весело. Она была с ними, но далека от них. Как она и предполагала, общаться с Полой было нелегко. По крайней мере, для неё. Мэриголд, казалось, не замечала трудностей. Она ходила с таким сияющим взором, стала такой неестественно хорошей, что тётя Энн забеспокоилась. Хорошей снаружи, конечно. Мэриголд знала, что внутри полна грехов, потому что так сказала Пола. Мэриголд находилась полностью под властью этой бледной смуглой девочки и считала её самым чудесным святым существом, когда-либо жившим на свете. Она постоянно горевала, что не сумеет достичь её уровня. Пола часто постилась – её изнурённое восторженное лицо и фиолетовые круги вокруг глаз красноречиво подтверждали это. Мэриголд не могла поститься из-за несочувствующих родственников. Она могла лишь отказываться от добавок и «кусочков», и горестно терзалась, слушая, как надменно говорила Пола:

«Я не дотронулась до еды со вчерашнего ужина».

Мэриголд не могла раздавать в церкви пожелтевшие от времени брошюры, как это делала каждое воскресенье Пола, и что Мэтс категорически отказалась делать.

«Ты можешь развлекаться, делая себя несчастной, если хочешь, – сказал дядя Чарли, – но я не позволю тебе приставать людям, как это делает надоедливая Пола Пенгелли».

Пола надоедливая! Это жертвенное существо, девочка, готовая ходить в церковь в старом выцветшем платье; знающая наизусть целые главы Библии – не самые интересные, но эти… скучные, как Числа или Левитус; не играющая в игры, даже в камешки – хотя с ума сходила по ним, – потому что это неправильно. Проплакавшая всю ночь о своих грехах, в то время как она, Мэриголд, смогла выдавить лишь несколько слезинок, а затем позорно заснула. Никогда несмеющаяся – в вере нет этому места, даже из-за дяди Чарли, кто вечно говорит такие вещи, что со смеху можно умереть. Никогда не делающая то, что ей нравится, потому что, если вам что-то нравится, это знак, что оно неправильно. Мэриголд сердилась на дядю Чарли.

«Здесь, у тёти Энн так хорошо, – вздыхала она, – но так трудно быть набожной. Поле проще, её отец не мешает ей».

К этому времени Мэриголд познакомилась с отцом Полы. Она побывала у них на чаепитии и ночевала – большая привилегия, которую совсем не одобрила тётя Энн.

Пола жила в сером домике на другом берегу озера. Старый, потрепанный временем дом, который, похоже, был на грани разрушения. Внутри – перекошенные карнизы, пыльная мебель. На ужин подали орехи, яблоки, чёрный хлеб и чёрствые сладкие крекеры. Но всё это не имело значения, потому что Мэриголд не могла ничего есть – она была охвачена страхом перед мистером Пенгелли – высоким стариком с длинными седыми волосами, красивой седой бородой, большим ястребиным носом и глазами, которые горели на морщинистом лице, как у кота в темноте. Он никому не сказал ни слова. Пола объяснила, что он принял обет молчания.

«Иногда он молчит целую неделю, – гордо сказала она. – Он очень благодетельный человек. Однажды тётя Эм сделала пудинг на Рождественский ужин, совсем маленький пудинг. Он выгреб его из кастрюли и выкинул за дверь. Но даже он не так добродетелен, каким был дядя Джошуа. Он растил ногти, пока они не стали длинными, как птичьи когти, просто во славу Господа».

Мэриголд не смогла удержаться от мысли, какое такое особенное удовольствие могли доставить Богу ногти дяди Джошуа, но откинула эту мысль, как греховную.

Они спали в душной маленькой спальне с застиранными выцветшими розовыми шторами и треснутым оконным стеклом, освещенной лампой, которую, видимо, никогда не чистили. Глава забавной старой деревянной кровати находилась как раз под стучащим от ветра окном.

«Зимой снег падает на мою подушку», – сказала Пола, костры мученицы горели в её глазах, когда она встала коленями на горох, чтобы произнести молитву.

Дождь стучал по стеклу. Мэриголд почти мечтала оказаться в башенной комнатке в Широкой Долине. И это не была та ночь, когда Пола не спала, переживая о грехах. Она заснула, как бревно. Она храпела. Мэриголд не могла заснуть.

Завтрак. Каша без соли. Пола сожгла тост. Грязная скатерть. У Мэриголд оказалась кружка с трещиной. Поэтому она жадно пила, используя такой хороший шанс наказать себя. Наказать за неправильные мысли, но не о Поле. Несмотря на храп, Пола всё ещё светилась среди этого беспорядка, словно звезда, далёкая от земной грязи и сырости – звезда для поклонения и почтения. Мэриголд поклонялась и почитала. Ей было удивительно хорошо во всех этих отречениях и отказах. Она отказалась бы от чего угодно, кроме презрительной улыбки Полы. Ей было наградой, когда Пола щедро, как жрица, снизошедшая до одобрения прислужницы, сказала:

«Как только я увидела тебя, а поняла, что ты Одна из Нас».

Тётя Энн и дядя Чарли не могли понять этого.

«Эта маленькая Пенгелли, видимо, обладает способностью очаровывать девчонок, – ворчал дядя Чарли. – Мэриголд слишком увлечена ею и её делишками. Но если это продолжится после того, как она вернётся домой, старая мадам Лесли быстро прекратит это».

5

Мэриголд провела немало времени, наказывая себя за разные небольшие проступки. Не всегда было просто придумать наказание, которое бы позволила тётя Энн. Никакого поста или коленей на горохе для тёти Энн. И даже, когда Пола, Мэриголд и Мэтс меж ними намеревались применить действенное наказание, Мэриголд обнаружила, что ей нравится это – оно было «заманительно», а Пола говорила:

«Если тебе понравится то, что ты делаешь, это уже не будет наказанием».

Но одно «наказание» стало опытом, который навсегда остался в памяти Мэриголд. Сначала всё выглядело, как настоящее