Властелин Атласа - Колин Фалконер

Гарри подумал, что это Му, что он снова влип в неприятности, но, оглядевшись, увидел его рядом, крепко спящего, несмотря на всю суматоху. Они с Джорджем накинули джеллабы и последовали за качающимися фонарями вниз по узкой лестнице.

— В чем дело? — крикнул им Джордж. — Что случилось?

— Быстрее, быстрее, — было все, что они отвечали.

Они вышли за ворота касбы и спустились к медине. У Гарри засосало под ложечкой. Должно быть, пушки.

У фондуков стоял знакомый запах лошадей и навоза, и еще чего-то — медного привкуса крови. Они последовали за стражниками во двор, где стояли «аль-вахш» и «аль-раэд»; повсюду были фонари, отбрасывавшие на стены чудовищные пляшущие тени. Люди Амастана наводнили квартал, нервно теребя свои винтовки. Он услышал гневные голоса, один из них принадлежал Здану.

— Как это могло случиться? Почему здесь было всего два стражника?

Гарри увидел три тела, распростертые у дверей фондука, свежая кровь растекалась по булыжникам.

— Что случилось? — спросил Гарри.

Здан поднес фонарь к одному из тел. На нем был синий тюрбан — туарег, почти наверняка один из людей Бу Хамры.

— Их было трое. Они убили стражников и заклепали пушки. Двое сбежали.

Гарри схватил фонарь и, оттолкнув его, вошел на склад. Джордж и Здан последовали за ним.

— Стражники на башне подумали, что слышали крики. Они добрались сюда так быстро, как смогли. Одного из них убили.

— Как они сюда попали? — спросил Гарри.

— Мы не знаем.

— Ворота на ночь закрыты.

— Должно быть, они уже были внутри, ждали.

Гарри подошел к «аль-вахш». Люди Бу Хамры вбили гвоздь в запальное отверстие и обломали его вровень со стволом. Он тихо выругался и подошел к «аль-раэд».

— Ну? — спросил Джордж.

— Ваши люди подоспели как раз вовремя, — сказал он Здану. — С этой все в порядке.

— А что с «аль-вахш»? — спросил Здан. — Вы можете ее починить?

— Ее нужно отправлять в литейную, заново рассверливать ствол и испытывать. Да и после этого я бы ей не доверял.

— А кузнецы?

Гарри покачал головой.

— Для такого ремонта нужно специальное оборудование.

Здан покачал головой.

— Амастан будет недоволен, когда узнает об этом.

— В касбе есть еще люди Бу Хамры?

— Не знаю. С сегодняшней ночи мы выставим у пушек тройную охрану.

— Это было бы мудро, — сказал Гарри. Они с Джорджем в темноте направились обратно в свои комнаты.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Джордж.

— Не могу поверить, что Амастан был бы так неосторожен с чем-то столь важным для него, как эти пушки. Подозреваю, в его лагере завелся предатель.

— Здан?

— Говори тише.

— Как думаешь, какую игру он ведет?

— Не знаю.

— Если бы этим людям удалось заклепать и вторую пушку, Амастану пришлось бы нас отпустить. Мы были бы ему больше не нужны. А что тогда с нашими деньгами?

— Иногда я думаю: к черту деньги. — Гарри посмотрел на серп луны, на тень касбы, на миллионы звезд. — Странно. Когда они в конце концов отправят нас домой, я, право, буду по этому скучать.

— Ты сумасшедший, — сказал Джордж и отправился спать.

45.

На следующее утро, все еще потрясенный событиями прошлой ночи, Гарри наскоро позавтракал лепешкой, медом и оливками, запив все мятным чаем. Джордж уже проснулся и ушел. Возможно, их вчерашний разговор встревожил его, и он не хотел встречаться с ним этим утром.

Впервые в жизни Гарри почувствовал, что живет в ладу с окружающим миром. В Лондоне у него вошло в привычку вставать ближе к обеду, выпивать пару рюмок джина, а затем — нехотя — прогуливаться по набережной, чтобы проветрить голову. Дни были лишь несколькими праздными часами тоски в ожидании ночи, когда он мог начать жить или, по крайней мере, развлекаться.

По-настоящему он просыпался только ночью и жил по карманным часам, редко ложась в постель раньше четырех утра. Восходящее солнце было лишь досадной помехой, заставлявшей его плотнее задергивать шторы в спальне.

Здесь люди вставали с солнцем: летом — раньше, зимой — позже. Время они узнавали по пению муэдзина и по пяти ежедневным молитвам, у каждой из которых было свое имя. Солнце садилось — они ложились спать. Этот суточный ритм, созвучный земле и Богу, он находил странно умиротворяющим.

Незадолго до восхода муэдзин поднимался на крышу минарета, клал руки на парапет и начинал распеваться, готовясь к азану, призыву к молитве. Иногда Гарри уже был на террасе, когда начиналось пение.

Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Аллаху Акбар!

Ашхаду ан ля иляха илля-Ллах. Ашхаду ан ля иляха илля-Ллах.

Бог Велик! Бог Велик! Свидетельствую, что нет бога, кроме Единого Бога…

От этого призыва начинали лаять собаки, потом кудахтать куры и блеять козы, а затем он слушал, как просыпаются люди: болтовню женщин, идущих через поля за водой, блеяние овец, когда пастушата выгоняли свои стада. В мягком синем свете от утренних костров тянулся дымок.

В здешней жизни была своя безмятежность. Она текла так же, как и тысячи лет назад, со времен, когда по земле ходили пророки мусульман и христиан.

Он чувствовал смирение перед этим. Когда-то его горизонт был очерчен доками и собором; здесь же он чувствовал, как перед ним простирается сама земля, ощущал пустыню за горами, океаны за долиной. Он ощущал могучее, осязаемое присутствие самого времени, сгустившегося вокруг него: века позади, еще не рожденные дети впереди.

Может быть, и мои дети.

Может быть.

Внезапно он услышал, как кто-то бежит вверх по деревянной лестнице, и в комнату влетел Му, с широко раскрытыми от ужаса глазами, весь дрожа. Он стоял в дверях, пытаясь отдышаться.

— В чем дело? — крикнул ему Гарри.

Он услышал шум во дворе внизу: главный евнух и несколько стражников из гарема, все с обнаженными мечами. Появился Амастан, крича на них:

— Где он? Где мальчишка?

— Му, что ты натворил? — спросил Гарри.

— Это не моя вина.

— Сколько раз я тебя предупреждал не ходить в гарем?

— Я видел его, Властелина Атласа. Он был голый.

Они уже поднимались по лестнице, Амастан кричал во весь голос, пронзительно — впервые Гарри слышал, чтобы он повышал голос.

Гарри втащил Му в комнату, обнял его за плечи, захлопнул дверь.

—