Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

Даже если оставить в стороне явно сенсационный характер этой истории, который сам по себе заставляет усомниться в ее достоверности, подобные комментаторы не давали адекватного объяснения того, почему потенциальный убийца не воспользовался в итого предоставившейся ему столь замечательной возможностью ликвидировать Саладина, коль скоро в случае двух предыдущих покушений предпринявшие их низариты всеми силами старались именно убить владыку Египта и Сирии. Налицо явная логическая неувязка. Не говоря уже о сходстве этой истории, якобы приключившейся с Саладином, с упоминавшийся ранее аналогичной историей, якобы случившейся с сельджукским султаном Санджаром, пощаженным при сходных обстоятельствах иранскими низаритами прозорливца Хасана ибн Саббаха (пригрозившего, как, несомненно, еще помнит уважаемый читатель, своей запиской Санджару в следующий раз воткнуть кинжал в его мягкую грудь, а не в твердый пол)… В литературе подобные сюжеты называются «бродячими».

Эта полумифическая (если не квазимифическая или даже совершенно мифическая) история является, скорее всего, лишь одним из звеньев в целой цепи подобных историй, связанных с низаритами и окутывающих отношения между «эзотериками» и Саладином в часто совершенно, до неузнаваемости, искажающее «слишком прозаическую» реальность, облако причудливых и интригующих восточных сказок о коварстве вездесущих «темных сил». Согласно одной из подобных побасенок, Синан направил к Саладину своего тайного посланца с сообщением, которое тот должен был довести до Саладина в ходе совершенно доверительной беседы с глазу на глаз. Когда посланник потребовал конфиденциальной аудиенции, Саладин, естественно, заподозрил злой умысел. Однако, поскольку посланец упорно настаивал на том, что сообщение предназначено лишь для ушей самого султана, Саладин принял компромиссное решение. Он отослал из своего шатра всех телохранителей, за исключением двоих, которым доверял безоговорочно, больше, чем всем остальным. Когда посланец потребовал удалить и этих двоих, Саладин отказался. Гонец спросил, почему властитель отказывается отослать двух последних телохранителей. Саладин ответил, что знает этих двоих лучше, чем всех остальных своих слуг (и даже, если верить хронисту, назвал их своими «сыновьями»), и что нет в мире людей, которым бы он настолько доверял.

Тогда посланец Синана обратился к двум телохранителям, оставленным Саладином в шатре, с вопросом, убьют ли они Саладина, если он, посланец, отдаст им такой приказ. В ответ оба телохранителя обнажили мечи и заявили посланцу: «Только прикажи – мы повинуемся!». И тогда посланец сказал пораженному Саладину, что при желании мог бы тут же, с места не сходя, пресечь нить его жизни. После чего покинул султанский шатер… в сопровождении обоих телохранителей – «вернейших из верных», оказавшихся внедренными в свиту султана тайными низаритами. С тех пор Саладин места себе не находил. Если даже люди, которым он так доверял, были в действительности секретными агентами Синана, кому он мог теперь доверять?..

Эта и подобные истории о вездесущих, всемогущих низаритских конспираторах использовались для объяснения многих загадочных событий, включая неожиданное снятие Саладином осады с Мазияфа, хотя тому могли быть и гораздо более прозаические причины. Некоторые комментаторы указывали, что Синан (отсутстовавший в Мазияфе, своем обычном месте пребывания, на момент осады, возможно, случайно, а возможно – и нет), заключил мирное соглашение с Саладином, при посредстве дяди последнего – правителя Хамы.

Данная прозаичная версия представляется, при ближайшем рассмотрении, вполне вероятной. Сирийский город Хама располагался на самой границе низаритских владений. И правитель этого города, по понятным причинам, учитывая потенциальную уязвимость своего местоположения, стремился по возможности избежать ненужных конфликтов, способных дестабилизировать обстановку в регионе. Возможно, и сам султан Саладин не желал «перегибать палку», опасаясь враждебных действий со стороны Синана (не находившегося среди низаритов, осажденных в Мазияфе и, соответственно, в его, Саладина, власти). Кроме того, причиной отступления Саладина от Мазияфа мог стать набег «франков» на какую-либо часть его владений, потребовавший переброски войск и-под Мазияфа на более угрожаемый участок. Само положение Сирии, как зоны столкновения интересов и театра военных действий между различными, принципиально противоположными и враждебными, антагонистичными друг другу группировками, и прежде то и дело приводило к тому, что военные кампании в данном регионе прерывались в самом своем разгаре и не доводились до конца, вследствие неожиданного изменения стратегических интересов и приоритетов.

Чем бы ни было вызвано внезапное снятие султаном Саладином осады с Мазияфа, ее последствия были достаточно ясными и в дальнейших комментариях, пожалуй, не нуждались. С этого момента низариты Сирии никогда больше не покушались на жизнь Саладина. Со своей стороны, Саладин больше не нападал на низаритов. По утверждениям некоторых авторов, низариты даже выступили в союзе с Саладином, когда он, спустя десятилетие после неудачной осады Мазияфа, провел крайне успешную кампанию против «франков» Леванта, чуть не окончившуюся изгнанием пришельцев «многобожников» из «Заморья». Так ли это было в действительности, или Саладин обошелся без поддержки низаритов, сказать трудно. Однако тот факт, что отныне султан и низариты в двустороннем порядке отказались от враждебных действий, оставив друг друга в покое, представляется весьма многозначным и многозначительным. Во-первых, он свидетельствует о взаимном признании Саладином и низаритами сложившегося между ними «статус кво» и взаимном уважении интересов друг друга. Правда, в их взаимоотношениях имелся известный «перекос», или, если угодно, дисбаланс. Ибо в случае их ухудшения низаритам грозило бы полное уничтожение на поле боя несравненно большими силами Саладина (и потому низариты были больше Саладина заинтересованы в сохранении сложившегося между ними весьма шаткого равновесия). Однако в описываемое время низариты не могли быть уничтожены Саладином без значительного расхода сил, средств и времени со стороны владыки Миера и Шама, вынужденного решать более первоочередные и важные задачи, чем ликвидация низаритской группировки, с которой можно было и повременить.

Во-вторых, факт перемирия между двумя военно-политическими игроками, не уступавшими друг-другу ни в чем, кроме «весовой категории», немало говорит нам и о характерах Саладина и Синана. Оба они были благочестивыми и истово верующими людьми, страстно преданными каждый делу своей жизни (которое каждый считал истинно и безусловно правым). Хотя «правое дело» одного из них по всем статьям противоречило и диаметрально противостояло «правому делу» другого. В то же время ни один из них не был фанатиком. В их нисколько не «зашоренном идеологически» сознании находилось место для прагматизма и понимания необходимости компромиссов. Мирное соглашение, заключенное между двумя лидерами, оказалось продолжительным и долговечным, что пошло, несомненно, только на благо приверженцам обеих «партий» (хотя и к величайшему сожалению и разочарованию разного рода любителей побасенок о «войнах тайных сил» и «консипирологов»…если не сказать «конспиролухов»)…

Впрочем, существует и еще одна вполне правдоподобная гипотеза, объясняющая улучшение отношений между сирийскими низаритами и Саладином. Синан уже предпринимал попытки добиться взаимопонимания и установить взаимоприемлемые отношения