Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

мыслимые и немыслимые виды и формы разврата и кровосмешения, перенося на них содержание всех «черных легенд», сложенных в прошлом еще об уравнителях-карматах. Кроме того, их лицемерно обвиняли в злоупотреблении алкоголем (как будто никто из тогдашних мусульман им не злоупотреблял!). По слухам, некоторые «чистые» доходили в своих кощунствах до провозглашения Синана богом. Однако, говоря о подобных сведениях, взятых из откровенно враждебных движению «чистых» источников, следует еще раз повторить: подобный набор стандартных обвинений выдвигаля против всех радикальных группировок и движений и ранее, да и во все времена. Ясно только, что с некоторыми идеями и практиками «суфат»-ских экстремистов не мог согласиться и примириться сам Синан. Возможно, опасаясь враждебной реакции извне, со стороны соседей, готовых вцепиться ему в глотку в любой момент и по любому поводу (а тут повод выдался самый подходящий, из Халеба в низаритский регион уже была направлена карательная экспедиция с приказом искоренить «суфатскую ересь»), могущей повредить низаритскому делу, Синан сам принялся преследовать «суфатских» экстремистов, применяя к ним крайне суровые меры. Немало «суфат»-ов надеялось спасти свои жизни, укрывшись в горах, однако от Синана было не укрыться нигде. «Выкуривая» их из горных убежищ, «даис» сирийских низаритов истребил множество «еретиков», практически искоренив «суфатское» движение в своих владениях.

Попытка Халеба действовать против «чистых» самостоятельно и, как казалось, независимо от Синана, доказывает, что отношения между городом и низаритами были напряженными. Однако в скором времени ситуация изменилась. О том, было ли это изменение ситуации непосредственно связано с достижением взаимопонимания, между низаритами и Саладином, или нет, можно спорить, однако достоверно известно, что власти Халеба не слишком-то радовались известию о его достижении. Незадолго до того Саладин пытался захватить город силой, и потому вполне допустимо, что правитель Халеба – Малик-шах, расценил превращение отношений между султаном Миера и Сирии и «батинитами» из враждебных в дружеские как предательство, совершенное его прежними союзниками-«саббахитами» по отношению к нему, Малик-шаху. Обострение отношений между «эзотериками» и правителем Алеппо обострились до предела в 1177 году. 31 августа этого года в Халебе был заколот предположительно низаритскими «фидаинами» Шихаб ад-Дин ибн аль-Аджами – важная персона, визирь при Нур эд-Дине, а после его смерти – при Малик-шахе. По слухам, за покушением на жизнь аль-Аджами стояла интрига Гюмештекина. Последний якобы подделал подпись Малик-шаха под посланием, направленным Синану с просьбой отрядить своих «фидаинов» в Халеб, чтобы ликвидировать визиря.

Были ли эти слухи достоверными или нет, но вскоре было покончено и с Гюмештекином. Тем не менее, инцидент вряд ли улучшил отношения между низаритами и Малик-шахом, молодым, но уже крайне подозрительным, человеком, не поверившим отрицанию низаритами своей причастности к убийству аль-Аджами. На следующий год враждебность между Алеппо и низаритами приняла форму открытого военного конфликта. Малик-шах осадил и взял низаритскую крепость аль-Хаджира.

«Батиниты» пришли в неописуемую ярость, но не имели достаточно сил для отвоевания крепости. Тем не менее, «эзотерики» не собирались оставлять дерзкое покушение Малик-шаха на их владения безнаказанным. В скором времени после захвата им низаритской твердыне в Халебе вспыхнул сильнейший пожар, уничтоживший почти весь городской базар. Никто не сомневался в том, что причиной пожара послужил поджог, как и в том, кто стоял за поджигателями. Масштабы пожара указывали на то, что поджигатели были весьма многочисленными. Однако никого из них не удалось схватить на месте преступления. Из чего следовало, что способности низаритов бесследно исчезать (как и устанавливать связи с местным населением) по-прежнему оставались на высоте.

В последующие годы в весьма хрупкой политической инфраструктуре региона (в особенности – «франкских» государств, прилегающих к Средиземному морю) произошли большие изменения. Положение этих христианских анклавов, расположенных во многих сотнях километров от материковой христианской Европы, связь с которой осуществлялась только по морю, всего лишь несколько раз в году, приобретало характер все более опасной изоляции. В подобных условиях было крайне сложно обеспечивать переброску подкреплений в периоды мусульманских нападений на «Заморское королевство», особенно с учетом все возрастающих апатии и равнодушия единоверного «пулланам» населения материковой Европы к событиям, происходящим в «Заморье». Это все большее стратегическое ослабление левантийского форпоста христианского мира самым роковым для «франков» образом сопровождалось восстановлением обороноспособности, единства и агрессивности мира мусульманского, возглавляемого мудрым, дальновидным и отважным курдом Саладином.

К описываемому времени Саладин уже объединил под своей властью Миер и большую часть Сирии, по сути дела взяв анклавы «многобожников» в «клещи». Его завоевания постоянно сочетались с дипломатическими маневрами и лавированием, направленными на сближение с другими мусульманскими группами региона, вроде тех же низаритов. Подавление подобных «еретических сект» (какими они, несомненно, представлялись правоверному сунниту-курду) было для него второстепенной задачей по сравнению с отвоеванием Сирии и Палестины для «дар-аль-ислама» в целом. Султан (чей рыцарственный нрав внушал уважение даже его противникам-«многобожникам») был искренне возмущен действиями некоторых «франкских» баронов в «Утремере», преступно нарушавших договор за договором, соглашение за соглашением и хладнокровно нападавших на караваны мусульманских паломников, направлявшихся на поклонение исламским святыням. Поэтому своей первостепенной задачей Саладин считал уничтожение или изгнание христианских оккупационных сил, все еще удерживавших значительную часть Палестины и Сирии. На протяжении целого ряда лет султан совершал регулярные набеги и походы на «Заморье». Пиком агрессивных действий Саладина стало его вторжение в 1187 году во главе сильного «аскара» в Иерусалимское королевство «троебожников».

Его христианские противники, как нарочно, сыграли ему на руку. С невероятной тактической наивностью они сделали все, чтобы максимально способствовать собственному поражению. Их командование предавалось бесконечным спорам и ссорам. Крупнейшее войско, когда-либо собранное палестинскими «многобожниками», заведенное своими же предводителями в безводную полупустыню в самый разгар летнего зноя, угодило прямо в западню, устроенную «франкам» Саладином. Последовавшая затем так называемая битва у рогов Хиттина (или же Хаттина) завершилась ужасающим и полным поражением воинов Креста. Разгром был сокрушительным, людские ресурсы «Заморского королевства» (нехватка которых всегда была источником слабости «пулланов») были настолько истощены, что остатка их было явно недостаточно для обороны самого Иерусалима и его окрестностей. Хитиинская катастрофа «франков» практически открыла Саладину беспрепятственный доступ в «Заморье». Не вполне ясно, участвовали ли низариты в битве при Хиттине, хотя поздний, живший в XVII веке на территории Ливана, хронист и Патриарх марпонитской восточнокатолической церкви Истифан (Стефан) ад– (аль-) Дувайхи, утверждал в своей «Истории маронитской общины», что «батиниты» не только входили в войско Саладина в битве при Хиттине, но и держали после разгрома «многобожников» ряд видных «франкских» рыцарей в низаритских крепостях в качестве пленников и заложников.

Саладин не преминул воспользоваться плодами своей победы, овладевая городом за городом. Вершиной его триумфа было принуждение султанскими войсками к сдаче Иерусалима, вожделенного аль-Кудса. Хотя