Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

его и его лошадь. Он попытался было спастись по набережной Орфевр, но тут раздались несколько выстрелов, и он упал. Гвардейцы отнесли раненого, истекающего кровью, в камеру полицейского управления[888] в мэрии.

23:30

ПЛОЩАДЬ СЕН-СЮЛЬПИС (СЕКЦИЯ МУЦИЯ СЦЕВОЛЫ) И ГОРОДСКИЕ УЛИЦЫ

В доме на углу улицы Канетт[889], где проживает мемуарист Гиттар де Флорибан, должно быть, приоткрыты ставни. Громкая барабанная дробь сообщила жителям квартала, что на соседней площади Сен-Сюльпис два депутата на конях, демонстрируя, кто здесь власть, присматривают за публичным чтением прокламации Конвента. За происходящим торжественно наблюдают представители секций и жандармы в форме.

Присутствие депутатов[890] сразу бросается в глаза: свет факелов выхватывает яркие триколоры их лент, плюмажей и кокард. Кроме того, сейчас они получают возможность скорректировать документ, который Барер составил прошлой ночью – в весьма специфических обстоятельствах, в силу которых он оказался весьма расплывчатым в деталях. Теперь же в нем появилась конкретика. Депутаты могут прибавить к представлению декрет об объявлении противников Конвента вне закона. Они выступают с короткими импровизированными речами: Коммуна подняла мятеж, но подчиняться ей не нужно. Анрио объявлен вне закона. Того, кто убьет предателя, ждет хорошее вознаграждение.

Эти стихийные торжественные чтения, проходящие по всему городу, способствуют широкой циркуляции нарратива Конвента о сегодняшнем дне. Режиссура акций впечатляет; они выглядят намного более легитимными, чем поток новостей и указов, который генерирует Коммуна. Полицейская администрация решает направить агентов для борьбы с чтениями, но им не хватает людей, чтобы эти запреты возымели какой-либо эффект. Что касается разного рода заявлений от Коммуны, то куда больше их вышвыривается как заведомый мусор[891] или перенаправляется прямиком в комитеты правительства, чем зачитывается публично.

Дюжина адъюнктов Барраса планирует работать всю ночь – так, чтобы охватить весь город целиком. Их замечают на западе, на Елисейских Полях и в районе Нёйи, а также в Арсенале и Попенкуре на востоке. На Левом берегу они выступают в секциях Марата и Муция Сцеволы, на Правом – в Гравилье и Монмартрском предместье. Благодаря тому что депутаты передвигаются верхом, они преодолевают большие расстояния, в том числе во внешних районах, за более короткое время, чем пешие гонцы, отправляемые Коммуной. В целом они оказывают успокоительный эффект, способствуя усилиям секционных властей, старающихся обеспечить спокойствие и решимость населения. Город захлестывает волна тревоги и страха, как бы не произошло худшее. Похоже, люди оценили твердую позицию Конвента по достоинству. Она дает уверенность и ясность, а также вдохновляет на решимость. В секции Единства, когда чтец дочитал прокламацию Барера к Конвенту до момента, где автор задает риторический вопрос: «Хотите ли вы в один миг потерять плоды своего шестилетнего труда?»[892] – собравшаяся толпа в унисон закричала: «Нет! Нет!» Верховные депутаты следят еще и за тем, чтобы власти секций получили и претворили в жизнь приказы о мобилизации своих сил НГ. Отправляясь в экспедицию сразу после 9 часов вечера, Баррас скомандовал командирам батальонов НГ созвать людей и, предложив половине из них патрулировать улицы и обеспечивать оборону всех тюрем и общественных зданий своей секции, другую половину откомандировал на площадь Каррузель для защиты Конвента. Недавнее решение Конвента направить крупные силы НГ против Ратуши придало этому приказу новую актуальность[893]. Париж – на марше.

C 23:00 до полуночи

ПЛОЩАДЬ КОММУНЫ И ПЛОЩАДЬ КАРРУЗЕЛЬ

История этой ночи превращается в «Повесть о двух площадях»: площади Коммуны, которая все пустеет и пустеет, и площади Каррузель, которая становится все более многолюдной. Эти перемены и определят исход всего journée.

Каррузель – открытое пространство, достаточно обширное, чтобы вместить очень большое количество людей, что и происходило этим вечером – в особенно тревожные моменты, причем несколько раз. Но в настоящее время площадь буквально переполняется – сюда вливаются многочисленные потоки национальных гвардейцев, многие со своими пушками, – так что обычные прохожие и зеваки вынуждены, не мешкая, убираться с их дороги. Вновь прибывшие докладывают начальнику второго легиона Жюллио, который после своих предыдущих приключений продолжает исполнять обязанности командира. Сегодня ему приходится работать сверхурочно – ведь он не только формирует новые отряды, но еще и принимает информацию, поступающую от секций: на протяжении всей ночи те отправляют донесения раз в час, как того требует КОС.

Жюллио обнаруживает, что новоприбывших некуда размещать: место на Каррузель закончилось. Меж тем они начинают заполнять уже улицы, ведущие к площади: Эшель, Сен-Никез, частично Сент-Оноре и так далее. Нескольким батальонам он приказывает расположиться по другую сторону дворца, в саду Тюильри, еще нескольким – встать в резерве на площади Революции. Некоторые ждут на набережной; чтобы избежать слишком сильного противотока к Новому мосту, батальоны дислоцированы и на востоке – на набережной Лувра, в направлении набережной Эколь.

Если площадь Каррузель буквально трещит по швам, то с площади Коммуны постепенно уходят и люди, и жизненная сила. Находящиеся там отряды стали получать приказы вернуться в свои секции примерно с 10 часов вечера. Отряд из Бон-Консей[894], вывести который призывал Жак-Луи Менетра еще ранее, примерно тогда же и прислушался к требованию секции. К этому времени оставалось уже меньше батальонов, чем ушло. Капитан Вуайенн, командир роты НГ секции Музея, 60 бойцов которой охраняют главную лестницу Ратуши, до сих пор сопротивлялся давлению со стороны своих подчиненных, требующих вернуться. На площади остаются значительные силы из секций Ломбардцев, Финистер, Кенз-Вен и Попенкур, а также несколько отрядов из других секций. Бойцы из секции Муция Сцеволы только что ушли с площади; среди них был и Ланье, который примерно за час до этого возглавлял делегацию, доставившую Робеспьера из мэрии в Ратушу. Возможно, причиной его «переобувания» стала непримиримая позиция Исполнительного комитета[895].

Коммуна не может рассчитывать даже на те секции, которые прилегают к Ратуше и площади. Артиллерия секции Прав человека по приказу командира батальона Лана большую часть вечера оставалась в казармах. После 10 часов вечера вся секция объявила о переходе на сторону Конвента, но огромные силы Коммуны в конце концов оттеснили верных Конвенту гвардейцев и дали артиллеристам покинуть свои помещения и пройти на площадь Коммуны. Но пробыли они там совсем недолго: буквально сразу же их командир совершил мгновенный разворот на 180 градусов – и увел войска на площадь Каррузель, чтобы поддержать Конвент.

Секция Арси, в границах которой расположена площадь Коммуны, пришла в себя не сразу. Ее члены уже собирались вслух объявить о поддержке Конвента, но, вскоре после 10 часов вечера, туда явился (уже порядочно выпивший) председатель секции Жан-Франсуа Дамур, который весь день наблюдал за демонстрациями рабочих против пресловутого максимума заработной платы, а теперь объявил, что вернулся из экспедиции, которая спасла Анрио. Он гордо поднял над головой веревки, которыми тот был связан. Однако ж на ассамблею это не произвело особого впечатления, и Дамур был подвергнут резкой критике за поддержку Коммуны (и Робеспьера в частности). Один из присутствовавших провозгласил:

– Марат предстал перед Революционным трибуналом и вышел из него невиновным, не подстрекавшим к восстанию. Если Робеспьер невиновен, народ будет с ним, чтобы справедливость восторжествовала…

Дамур тут же полез с кулаками на этого легалиста: в качестве ударного инструмента он использовал свою служебную атрибутику. Ни к чему хорошему это не привело. Его арестовали и лишили как знаков отличия, так и оружия[896].

Через некоторое время после 11 часов вечера члены совета в Ратуше заметили, что два человека, оба из секции Арси, читают вслух прокламацию Конвента прохожим и гвардейцам. Их задача облегчалась благодаря ранее принятому решению зажечь факелы на фасаде Ратуши. Мужчин тут же арестовали – выяснилось, что это были гр. Тюго и Деюро, которые действительно находились в зале заседаний Совета в начале вечера и даже расписались в списке присутствующих. Им заявили, что они «мерзавцы, роялисты, контрреволюционеры и негодяи», – и отправили в камеры. Изучив копию прокламации, комитет обнаружил, что, среди прочего, под ней стоит и подпись