Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

шпион Досонвиль, попытались повторить выходку отважных активистов из секции Арси, устроив публичное чтение прокламации Конвента на площади Коммуны, у самого его порога. Они торопились, так как Анрио мог появиться в любую секунду, поэтому, чтобы сэкономить время, Досонвиль сразу перешел к делу – и заорал во весь голос:

– Вы французы! Национальное собрание призывает вас прийти и защищать его. Конвент постановил, что человек, которому вы подчиняетесь, – преступник. Те из вас, кто будет защищать Собрание, будут вознаграждены; заговорщиков же и их сообщников ждет смерть. Я приказываю вам от имени депутатов идти к Конвенту.

Закончив чтение, мужчины скрылись, чтобы избежать ареста. В начале вечера в здании был установлен строгий контроль, но теперь, после снятия consigne, войти в здание и выйти из него стало проще. Дюлаку удалось пробраться в Ратушу, а затем, вслед за Кутоном и свитой из жандармов, – и в зал заседаний Совета, где он обнаружил обоих Робеспьеров и Леба. Взяв Кутона под руки, они направились обратно в зал Равенства. Дюлак с группой зевак, которые, похоже, умудрились просочиться внутрь без проверки, последовал за ними.

Кутон обнимает своих товарищей. Один из людей в свите Кутона обращается к Робеспьеру:

– Рад вас видеть. Вы не столь взволнованны, как тогда, когда выходили из кареты во дворе мэрии[936].

(Робеспьер, кажется, вернул себе спокойствие здесь, рядом с людьми, которых он знает и уважает.)

Времени терять нельзя, и Кутон сразу же обращается к комитету:

– Мы должны немедленно написать армиям.

Робеспьер не отвергает это предложение, но задает вопрос:

– От чьего имени?

Кутон:

– От имени Конвента. Разве не на этом мы остановились? А все это охвостье – всего лишь горстка заговорщиков, которых наши вооруженные силы рассеют и воздадут им по заслугам.

Таким образом, Кутон заявляет, что Конвент больше не имеет права на существование и его следует заменить чем-то еще (а не просто подвергнуть чистке). Это предложение заставляет Робеспьера задуматься. Вызвать армию – шаг, представляющий собой полную противоположность тому, что он отстаивал в ходе всех политических кризисов начиная с 1789 года. Он всегда рассчитывал, что главным действующим лицом в защите Республики будет народ Парижа. Теперь, похоже, на народ Парижа рассчитывать не приходится и требуется вооруженная поддержка. Робеспьер подходит к брату и шепчет ему на ухо, а затем говорит:

– Я считаю, что мы должны писать от имени народа.

Даже когда народ – или, во всяком случае, народ Парижа – явно настроен против него, для Робеспьера все по-прежнему крутится вокруг народа. Это фиговый листок, который, надеется он, придаст респектабельность призыву о военной помощи.

Однако Робеспьер не отказался еще полностью от помощи присутствующих и обращается к верному жандарму Кутона:

– Храбрый жандарм, я всегда ценил и уважал твою физическую помощь. Оставайся преданным нам. Выходи на улицу и делай все, что в твоих силах, чтобы настроить народ против заговорщиков[937].

Жандарм и его спутники заявляют, что им приказано оставаться, но заверяют его, что полицейское начальство в курсе всего происходящего и опасаться насчет безопасности не стоит.

Кутон тем временем берет перо и начинает писать:

Предатели погибнут! Франция пока еще не оскудела людьми, и добродетель восторжествует!

Разговор, однако ж, прерывается шумом потасовки, доносящимся из зала Совета. Оказывается, там схватили двоих правительственных шпионов – Лонгвиль-Клементьера и Мореля[938]. Около часа назад эти двое дерзко бились об заклад, что отправятся в Коммуну, найдут Анрио и застрелят его. Ведь за его голову назначена награда. Они проникли в зал заседаний Совета (что лишний раз подчеркивает вопиюще низкое качество охраны), но вскоре были обнаружены. Их задерживают и ведут на заседание Исполнительного комитета. Помимо девяти членов комитета, там присутствуют еще несколько человек, в том числе Робеспьер и Леба. Почувствовав, что это его шанс, Морель тянется за пистолетом, но его тут же хватают и обезоруживают. В дело вступает Коффиналь:

– Зачем вы это сделали?

Морель:

– Чтобы использовать его против врагов народа.

Коффиналь:

– Это еще один агент КОБ, который, несомненно, пришел шпионить за нами. Держите этого ублюдка крепче. Мы его расстреляем. Но сначала давайте обыщем его и заберем документы.

В карманах мужчин лежат удостоверения личности, ключи от дома, пара экземпляров Journal du Soir с сообщением об аресте Робеспьера, но не более того. Коффиналь с усмешкой смотрит на их попытки сопротивляться:

– Пойдемте, вам не понадобятся ваши документы. Через два часа вас расстреляют.

Коффиналь заключает, что этих двоих, по-видимому, подослал с целью убийства КОБ. Робеспьер отпускает презрительный комментарий:

– Это меня не удивляет: меньшего я от них и не ожидал.

Все это соответствует аналитическим выкладкам Робеспьера. Использование заговорщиками убийства в качестве политического средства полностью укладывается в его представления об «иностранном заговоре». Леба в гневе соглашается: агентов следует расстрелять. Но дело терпит: ведь сначала от них нужно получить информацию. Поэтому их отправляют в камеры Ратуши, где они смогут найти утешение в компании бывшего командира жандармерии Эмара и дюжины других, нервно ожидающих расстрела на рассвете[939].

Секция Гравилье

Чуть за полночь депутаты Леонар Бурдон и Симон Камбула[940], оба на лошадях, въезжают на территорию монастыря Сен-Мартен-де-Шан, где проходит генеральная ассамблея секции Гравилье. Около 6000 граждан этой секции, одной из наиболее густонаселенных и наиболее рабочих по социальному составу секций Парижа, готовы к бою, ждут и вооружены. Камбула, депутат от департамента Аверон, – новое для них лицо, но Бурдон был хорошо известен в секции задолго до своего избрания в Конвент.

Депутаты оставили основную часть своей колонны на улице Веррери, но Бурдон решил сделать крюк в четверть мили: он знает, что может рассчитывать на поддержку своей секции. Без каких-либо предисловий он сразу же бросает в толпу:

– Граждане, Ратуша – это логово заговорщиков. Мы должны пойти на него. Да не светит солнце этим тиранам!

Он и его помощники выстраивают людей в походную колонну, а в повозке размещают роту молодых парней из школы Бурдона «Молодые французы».

Не слишком ли опрометчиво позволять этим юношам вести в бой отряд? Бурдон, должно быть, слышал, что около часа ночи у Ратуши произошла небольшая потасовка[941]: активисты НГ из секции Арси, выстроившись на набережной Жевр, по совету депутата Жан-Огюстена Пеньера (который, похоже, оказался поблизости случайно) попытались пробраться к площади Коммуны со стороны реки. Они, однако ж, получили отпор – то есть у сторонников Коммуны пока еще достаточно сил. Впрочем, как установила разведка, с тех пор народу на площади Коммуны еще больше поубавилось. У Бурдона есть еще один, и весьма значительный, козырь. Он узнал пароль[942], который Анрио установил сегодня днем для подчиняющихся его приказам батальонов НГ. Кодовое слово ему сообщил Ульрих – один из адъютантов Анрио. Ульрих сопровождал Анрио в его дневном рейде на КОБ, однако впоследствии убедился в ошибочности своего выбора. Он передал код своему другу Жан-Полю Мартену из секции Гравилье, который также пытается восстановить свою репутацию после того, как ранее поддержал в секции Коммуну. Бурдон узнает, что пароль Анрио – «Справедливость», а ответ на него – «Невинность»: довольно точное краткое описание того, в чем состоит дело Коммуны. Пароль, придуманный Баррасом, имеет аналогичную структуру, но в нем зашифрована ценная информация: это «Национальный конвент» и «Народ»[943].

В городе

После полуночи события в городе разворачиваются по еще более худшему сценарию для Коммуны, чем опасается Исполнительный комитет: мало того что вооруженные силы мобилизованы в большом количестве – и они наступают на Коммуну, но еще сами парижане – на улицах, по всему городу – приняли версию событий дня, предложенную им Конвентом.

Во многих районах города в промежуток между одиннадцатью вечера и двумя-тремя часами ночи сторонники Коммуны предпринимают последние, отчаянные попытки