Дети разведенных родителей: Между травмой и надеждой - Гельмут Фигдор

сцены как-то связаны с прощанием. Возвращение к матери всегда было напряженным – и сын, и отец чувствовали себя подавленными. Руди быстро прощался с отцом и уходил в свою комнату, а М. бросал бывшей жене «Итак, через две недели» и бежал к лифту, где едва не плакал. На мой вопрос, что он думает в этот момент, М. отвечает: «Я вспоминаю развод, четыре месяца назад, когда я ушел с чемоданом. Каждый раз, прощаясь, я будто заново переживаю тот ужасный день!» И через какое-то время: «Когда Ева три недели назад сказала мне не приходить, я ответил ей раздраженно. Но, к своему ужасу, заметил, что мне стало легче». И после новой короткой паузы: «Я думаю, это и есть причина, почему я пошел к вам!»

9.9. Отцы, которые (больше) не появляются

Ошибка господина М. – то, что он не запомнил причину, озвученную матерью для последнего, третьего, отказа, – обрела новую окраску: оказывается, мужчина сам неосознанно хотел услышать отказ, и ему «посчастливилось» услышать «желаемое». В результате он перестал перекладывать ответственность за трудности в общении с сыном исключительно на мать, – М. начал искать свою долю вины в происходящем[124].

Господин М. оказался в критической ситуации после развода. Ему было больно, он пытался заглушить эту боль, развивая новые, поверхностные отношения с другой женщиной. В разгар нарциссического кризиса он почувствовал, что будет, если эта боль, горе и чувство вины будут расти. Если отцу не удается выйти из этого кризиса отношений с матерью, ребенком и самим собой, высока вероятность, что он попытается постепенно прекратить общение или исчезнуть вовсе. Нельзя воспринимать этот шаг как сознательное решение, – причины отступления противоречат чувству ответственности отца и любви к ребенку. Но отцы часто используют возможности, которые позволяют переложить ответственность на третье лицо. Очень «пригождаются» профессиональные моменты: работа в выходные дни, из-за которой отменяются встречи с ребенком, частые командировки, в том числе приводящие к смене места жительства, и т. п. Напряженность в отношениях с матерью тоже дает основания для отстранения отца.

Один мужчина сказал мне, что после того, как бывшая жена дважды отменила посещения ребенка, он несколько недель не звонил вообще: «Зачем звонить? У нее в любом случае найдется отговорка!» Другой мужчина постоянно ссорился с бывшей женой и перестал видеться с дочерью, «чтобы та не видела эти сцены». Есть люди, которые просто сдаются, объясняя свое поведение, например, так: «Если она (мать) не позволила мне заново стать отцом, я полагаю, это хорошо для ребенка, и предпочитаю его оставить. Она забрала моего ребенка!» Это следствие конфликта интересов. Отец осознанно хотел бы видеть своего ребенка, но жалуется, что мать ему мешает, – при этом сам испытывает бессознательное желание уйти. Мать сознательно поддерживает продолжение отношений ребенка с отцом, но жалуется на эгоизм и безответственность последнего. Но бессознательно хочет владеть ребенком единолично и изгнать отца из новой жизни.

Так возникает мощная подсознательная коалиция, против которой сознательные мотивы – и отца, и матери – не имеют шансов. Вроде бы есть желание обеспечить ребенку общение с обоими родителями, есть желание ладить с ушедшим партнером, но не получается.

Глава 10

Ребенок после развода

Важнейшим моментом, который мы наблюдали в ходе работы с разведенными родителями, является то, как воспитательная ответственность согласуется с личными желаниями и страхами мам и пап. Вряд ли мать скажет: «Моя дочь страдает из-за развода, а после посещений отца в выходные ей особенно плохо, ведь она знает, что не увидит его в течение двух долгих недель. И я понимаю, что ей будет гораздо легче, если она сможет видеться с ним чаще. Но проблема в том, что я не могу принять свою злость, когда она говорит о нем, потому что чувствую себя униженной». Едва ли отец скажет: «Когда мальчик цепляется за меня во время прощания, я понимаю, насколько болезненно для него расставание и как сильно он хочет снова быть вместе». Скорее, будет так: мать убеждена, что посещения вредят ребенку, или отец полагает, что ребенку плохо с матерью, раз ребенок не хочет от него уходить.

Трудности разграничения желаний ребенка и собственной персоны (или своих противоположных стремлений, например педагогических идей и эгоистических желаний) стоят в одном ряду с отрицанием боли, которую родители причинили детям при разводе. Чувство вины, видимо, так невыносимо, что большинству родителей не остается ничего другого, как оспаривать законность мотивов ребенка («я имею право на свои потребности!») или маскировать личные потребности под «объективный» интерес ребенка («я делаю это только ради блага ребенка!»).

Адвокаты, эксперты и суд призваны подтвердить объективную обоснованность педагогической идеологии (рационализации) одного родителя в отношении другого. В результате большинство непосредственных и опосредованных реакций ребенка на развод рассматривается не как главная проблема, которая должна беспокоить обоих родителей и заставить их что-то предпринимать сообща. Наоборот, реакции детей часто используются при обоюдном конфликте в личных интересах. Речь идет о продолжении супружеских конфликтов, которые не удалось урегулировать ни юридическими методами, ни разъездом, или об особых конфликтах, вызванных разводом (ср. с главой 9). Поэтому то, что ребенок писает в постель, доказывает, что «это отец виноват», агрессия ребенка – итог «влияния отца» или «мать настраивает его так». Если ребенок спокойный и храбрый – это расценивается как подтверждение того, «как ему хорошо со мной одной» и т. д.

10.1. Постразводный кризис объектного отношения к отцу

Роль ребенка в конфликтах родителей после развода является пассивной. Он является в данном случае не «преступником», а жертвой. Его поведение «функционализируется» намерениями родителей. С другой стороны, дети стремятся уменьшить свою боль и беспокойство. Мы уже много узнали о переживаниях ребенка после развода и знаем, что противоречивы не только эмоциональные импульсы родителей. У большинства детей, на контрасте с любовью к отцу и матери и желанием восстановить семью в первоначальном составе, есть и обратные стремления – в частности, желание «исключить» ушедшего родителя, перестать контактировать с ним.

♦ Мы подробно говорили о том, как агрессия, возникающая в отношениях с матерью, пугает ребенка. Тем не менее он любит мать и чувствует себя зависимым от нее (после развода – больше чем когда-либо). Этот страх можно уменьшить, если перенести часть агрессии на отсутствующий и, следовательно, менее важный объект. Большинство страхов, которые переживают дети в своих первичных объектных отношениях, вызвано опасностью со стороны «злой» части родителей. Среди причин – избирательное восприятие поведения взрослых, фантазии, проекции. Концентрация опасности на отсутствующем родителе дает ребенку