Лоренца дочь Великолепного - Ева Арк

в то же время, её исключительным правдоподобием. Прикинув, девушка решила, что даже если она встанет на носки, то вытянутой рукой всё равно не коснётся брюха коня, чья грудь напоминала большой корабль, а занесённое над её головой копыто достигало размеров двухведёрного бочонка. Верхом на нём сидел всадник, простиравший вперёд герцогский жезл.

– Этот конный памятник Франческо Сфорца – самый большой из известных когда-либо, – с гордостью сообщил Кардано. – И сотворил его мой друг.

– Я видела на Латеранской площади в Риме конную статую императора. Но этот конь превосходит её раз в десять! – восторженно произнесла донна Аврелия.

– Даже конь кондотьера Гаттамелаты в Падуе работы Донателло едва ли не поместится под его брюхом, не говоря уже о коне Бартоломео Коллеони в Венеции, которого изваял покойный учитель Леонардо Андреа Вероккио.

– Но ведь здесь, во дворе, памятник может повредить непогода, – заметил Даниель.

– До декабря позапрошлого года его защищал от непогоды сарай, который разобрали по приказу Моро.

– Зачем?

– Тогда состоялась свадьба сестры покойного герцога Джангалеаццо, донны Бьянки Марии, с императором и Моро хотел, чтобы гости увидели этого колосса. Вначале даже предполагалось, что статую перетащат к замку. Леонардо предложил протянуть блок с верёвкой между надвратной башней замка и звонницей Святого Готтарда, но верёвка лопнула, не выдержав тяжести этого Колосса. После этой неудачи герцог приказал убрать доски и открыть ворота, чтобы прибывающим на свадьбу было удобнее рассмотреть её.

– А почему мэтр Леонар не отлил её в металле?

– Моро продал предназначенную для памятника бронзу в Феррару на пушки, так как дал за племянницей огромное приданое, и ему необходимо было пополнить казну.

Взгляд Лоренцы задержался на деревянной платформе, служившей коню вместо цоколя.

Что это? – она указала на видневшиеся там и сям бумажные обрывки.

– Когда конь был открыт для всеобщего обозрения, не было и дня, чтобы к платформе или на копыто не налепили листок бумаги с надписью или стихами, среди которых больше было восторженных и хвалебных: Леонардо называли равным Фидию и Мирону. А кое-кто даже настаивал, что в правдоподобии он опередил древних скульпторов.

– Правда, – добавил юрист, – некоторые уперкали его в том, что он применил свой талант для прославления тирана. Но таких было мало.

– Скажите, мессир Фацио, а почему здесь такой ужасный запах? – поморщившись, поинтересовалась вдова.

– Дворец Аренго был возведён на развалинах цирка, где устраивали бои гладиаторов, и когда в древнем Медиолане появились исповедующие веру в Христа, здесь их отдавали на съедение зверям, которых содержали в подвале под ареной, откуда распространялся запах мочи через трещины в кладке. Позже при Аццоне, четвёртом миланском сеньоре из дома Висконти, внутри ограды дворца были загоны для медведей, тигров, обезьян и других редких животных. Вот запах и сохранился до сих пор.

– Учитель очень занят и не может сейчас спуститься, – сообщил снова появившийся во дворе Марко. – Поэтому он просит вас немного подождать.

– В таком случае, мы сами поднимемся к нему, – решил Фацио.

Они прошли мимо колонны, воздвигнутой всё тем же Аццоне Висконти над источником посредине двора (наверху её бронзовый ангел держал в руках жезл, обвитый змеёй, кусающей себя за хвост) и приблизились к высокой колокольне. Хвост коня как раз упирался в её кирпичную стену.

– Мы называем эту звонницу башней Святого Готтарда по названию церкви, снесённой в ходе строительства дворца, – пояснил домоправитель Лоренце и Флорану. – Через каждые два часа сюда приходит монах из монастыря делла Грацие и звонит в колокол, отмеряющий время.

Открыв перед гостями железную дверь, Марко пропустил их вперёд. По крутой неудобной лестнице девушка и её спутники взобрались в верхнее помещение башни, над которой были колокола. Почти половину его занимало какое-то странное сооружение, похожее на огромное крыло летучей мыши. Тут же возле окна сидел флорентиец, чьи волосы в лучах яркого солнца отливали золотом, и что-то вырезал из бумаги ножницами.

– Добрый день, Леонардо, – приветствовал его Кардано. – Ты всё ещё занят своей Большой птицей?

– Да, решил провести кое-какие опыты, – кивнул инженер.

Затем, бросив недовольный взгляд на своего домоправителя, добавил:

– Почему ты не отвёл гостей в мастерскую, Марко, и не попросил подождать их там?

– Я предлагал им это, но они не захотели, – пробормотал молодой человек и стал поспешно спускаться вниз.

– Ты действительно думаешь, что сможешь летать, как птица, мэтр Леонар? – потрогав диковинное сооружение, недоверчиво спросил д’Эворт.

– Почему бы и нет? – спокойно ответил флорентиец, выслушав перевод Кардано. – Ведь птица есть действующий по математическому закону инструмент, сделать который в человеческой власти со всеми его движениями. Правда, построенному инструменту не хватает души птицы и в данном случае её можно заменить душой человека.

– Но ведь это крыло гораздо тяжелее настоящего.

– Птица тоже тяжелее воздуха. Однако она может долго парить в небе, даже не взмахивая крыльями. Поэтому важно знать, что поддерживает её над землёй.

– И как ты собираешься это узнать?

– Сейчас увидите.

Вслед за Леонардо через отверстие в потолке они выбрались на площадку под звонницей. Сбросив плащ, флорентиец покачал в руках вырезанную из бумаги птицу, а затем с силой направил её в воздушное пространство. Взлетев вверх, она затем клюнула носом, но тут же, снова увеличив скорость, заскользила под гору. Почти над самой землёй птица вновь задрала клюв, и снова взмыла вверх, однако не так высоко, как раньше, и вскоре исчезла из вида.

– Благодаря движению воздуха, она сразу не падает вниз, – объяснил Леонардо. – И я собираюсь использовать это, когда придёт черёд моей Большой птицы.

– Мой друг часто покупает птиц, чтобы выпускать их из клетки для наблюдения полёта, – пояснил юрист Даниелю.

– В детстве мне приснился сон, будто ястреб, спустившись с неба, коснулся крылом моих губ, – тем временем задумчиво произнёс флорентиец.

– Ты собираешься испытать свою птицу, спрыгнув с колокольни, мэтр Леонар? – снова задал ему вопрос д’Эворт.

– Нет, здесь неподалёку есть гора Монте Чечери (гора Лебедя). Вот с неё-то мой помощник Зороастро и соглашается совершить прыжок вниз.

– Большая птица начнёт первый полёт со спины исполинского Лебедя, наполняя вселенную изумлением и молвой о себе все писания, – мечтательно добавил Леонардо.

– Хотел бы я посмотреть на это, – вздохнул Даниель, которого, судя по всему, не на шутку заинтересовали опыты флорентийского инженера.

Вполуха прислушиваясь к разговору мужчин, Лоренца засмотрелась сверху на красные черепичные крыши домов. Со звонницы