Лоренца дочь Великолепного - Ева Арк

Лоренца, сидевшая ближе всех к его ученикам, услышала, как Марко пожаловался Больтраффио:

– Наши доходы заметно бы увеличились, отдайся мессир всецело занятиям живописью или скульптурой. Он же постоянно отвлекается на всякие ненужные занятия.

– Это обычное заблуждение простонародья: полагать себя более опытным в житейских делах сравнительно с людьми учёными, – не понижая голоса, ответил ему Джованантонио. – Не существует способности или умения, которыми наш учитель не владел бы полностью; что до его доходов, они велики и станут впоследствии ещё большими, поскольку каждая полезная выдумка со временем находит применение.

– Но какая польза, например, от того, что он тратит время, чтобы размышлять о причинах движения воды? – разозлился домоправитель. – Ведь впоследствии мессир будет вынужден оправдываться перед заказчиками за свою медлительность!

– Никто не трудится столько, как он, отказываясь от отдыха и каких-либо удовольствий.

– Ну, это ещё как сказать…

После чего, бросив взгляд на Салаино, Марко с завистью спросил:

– У тебя новые башмаки, Джакомо?

– Да, учитель подарил.

– Интересно, за что?

В ответ подросток показал ему язык.

Внезапно Кардано, обращаясь к приятелю, громко сказал:

– Ты знаешь, зачем мы пришли сюда, Леонардо? Мессир Даниель хочет издать учёный трактат своего покойного друга. Мне кажется, это заинтересует тебя.

– Надеюсь, этот трактат не касается хиромантии и прочих оккультных наук? – не отрываясь от холста, поинтересовался флорентиец.

– А что ты имеешь против хиромантии? – сразу вспыхнул юрист.

– Не понимаю, о чём можно говорить на основании линий руки? Если в один и тот же день от меча падут величайшие полки, ни один знак на руках кого-нибудь из погибших не будет похож на такие же знаки у другого. Ещё вреднее вера в то, что можно беседовать с душами умерших и заставлять их служить себе.

– Значит, ты отрицаешь существование и некромантии?

– Если бы некромантия существовала, как верят низкие умы, ни одна вещь на земле не могла бы сравниться с ней. Ибо способность возмущать спокойную ясность воздуха, обращать её в ночь и производить ветры со страшными громами и вспыхивающими во тьме молниями, рушить высокие здания и с корнями вырывать леса и побивать ими войска, не смогла бы никого уберечь без воли на то некроманта. Что было бы недоступно для такого искусства? Почти ничего, кроме разве избавления от смерти.

– Низкими умами скорее могут называться те, кто на основании простейшего доказательства желает опровергнуть сообщение о таинственных и сложных вещах! – запальчиво воскликнул явно задетый за живое Фацио.

Лоренца испугалась было, что Леонардо и юрист поссорятся, но последний, внезапно успокоившись, спросил:

– Как же ты предлагаешь отличать ложные учения от истинных?

– С помощью научного размышления и простого чистого опыта, служащего наилучшим учителем.

– В таком случае, Леонардо, тебе необходимо приобрести рукопись покойного друга мессира Даниеля, который был врачом и изучал, как и ты, устройство человеческих органов.

Флорентиец поднял голову и в его светло-голубых глазах впервые вспыхнул интерес:

– Где же эта рукопись?

– Она у моей племянницы, мэтр Леонар, – сообщил Даниель.

– Тогда нам лучше пройти в студиоло.

Из любопытства Лоренца решила заодно взглянуть на картину живописца и рисунки его учеников. Но каково же было её изумление, когда на картоне Больтраффио она увидела не изображение Салаино, а собственный портрет. Едва обозначив общим контуром верхнюю часть фигуры, тот уделил главное внимание её профилю. Ученик Леонардо верно подметил, что именно нос придавал Лоренце характерное задорное выражение.

– Чудесный рисунок! – дочь Великолепного перевела восхищённый взгляд на покрасневшего Больтраффио.

– Если хотите, я могу подарить Вам его, донна Мария.

– Но как мне отблагодарить тебя?

– Мне достаточно Вашей улыбки.

Приблизившись затем вместе с донной Аврелией к мольберту Леонардо, девушка вначале ничего не могла понять. На холсте был изображён негр, державший в руках метлу. От него в разные стороны разлетались изрядно общипанные петухи. Заметив недоумение гостей, флорентиец пояснил:

– Сюжет этой аллегории придумал сам герцог. Здесь он фигурирует в виде мавра, выметающего своей метлой петухов из курятника.

– Ведь, кажется, петух – это галльский символ? – поинтересовался Мастер у Даниеля.

– Да, – машинально ответил тот. – Но что подразумевает под этой аллегорией Моро?

– К сожалению, мне неизвестны мысли герцога. Я только выполняю его заказ.

В студиоло Леонардо гости увидели большой стол, заваленный кипами рукописных листов с чертежами невиданных механизмов, шлюзов, соборов и даже целых городов, а также рисунки растений, животных, прекрасных и уродливых человеческих лиц. Среди них Лоренца заметила зарисовки сухожилий, мышц и костей. Сразу забыв о картине, д’Эворт принялся рассматривать рисунки.

– На каком языке это написано, мэтр Леонар? – спросил он, указав на странные знаки под одним из них.

– На тосканском наречии, потому что кроме него я не знаю других языков. Однако, чтобы прочесть рукопись, нужно поднести её к зеркалу, так как слова написаны справа налево. Я сделал это во избежание любопытства лиц, которых мои дела вовсе не касаются.

– Так Вы покажете мне рукопись, мадонна? – обратился затем флорентиец к Лоренце.

– Дело в том, что её автор, сэр Мануил Аргиропулос, был греком и писал на своём родном языке.

– Неужели это трактат Аргиропулоса? – удивился Леонардо.

– Да. Вы были с ним знакомы?

– Мне приходилось встречать его при дворе Великолепного, где я немало натерпелся от чванства платоников, которые превыше всего ценили знание древних языков. В отличие от них, Аргиропулос не полагался всецело на знания древних и, подобно мне, учился у природы. Поэтому его труд вдвойне ценен для меня.

Больше не колеблясь, девушка достала рукопись грека и вручила её Леонардо. Мельком взглянув на название, тот, в свой черёд, передал её юристу:

– Прошу Вас, мессир Фацио, сделайте перевод как можно быстрее.

– Можешь не сомневаться в этом, Леонардо, – бережно взяв рукопись, Кардано упрятал её в свой футляр для бумаг.

– Но Вы не сказали, мадонна, что Вы хотите за эту рукопись? – спросил флорентиец.

– Ничего, маэстро Леонардо. Я думаю, что сэр Мануил одобрил бы меня, если бы узнал, в чьи руки попадёт труд всей его жизни.

– Я полностью согласен с племянницей, – поддержал девушку д’Эворт.

– К тому же, – добавила Лоренца, – Джованантонио подарил мне свой рисунок.

– Вы позволите взглянуть на него,