Клятва на крови - Дарья Лобанова

полоса алого на перчатке. Мир поплыл. Сердцебиение вокруг стало барабаном, ударяющим в уши.

— Алиса? — Марко держал её за руку. — Алиса, ты слышишь меня?

Она слышала… только его пульс. Только вену на его шее.

— Вынесите ребёнка, — прохрипела.

Марко не задал ни одного вопроса. Просто взял девочку и вышел.

Когда за дверью стих её плач, Алиса выдохнула и рухнула на подушку. Жар не утихал. Руки дрожали. Вены пульсировали. Что-то внутри проснулось. И это не было человеческим.

Тело будто вышло из-под контроля. В ушах — гул, будто перед обмороком. Время распалось. Где-то вдалеке голоса врачей, команда «ввести…», «мониторинг…», но всё — как сквозь воду.

А потом — тишина. Звенящая. Противоестественная.

И вдруг… щёлк. Как будто в позвоночнике включили рубильник.

Голод.

Не физический. Не про еду.

Иной. Древний. Дикий.

“Я должна её защитить…”

Она не осознавала, что бормочет это вслух, сжимая пальцами простыню.

Где-то в памяти — деревенская кухня. Старухи шепчутся:

— Бабка-то у неё не простая… Глаза — как иглы. Люди к ней шли — и не все возвращались…

Отец, резким голосом:

— Молчать. Это чушь.

После этого — каждый месяц Алиса пила горькие капли. «Для нервов», говорила мать. А потом перестала. А потом была Сицилия. И всё забылось.

До этого момента.

Очнулась от запаха.

Резкий. Пульсирующий. Тёплый.

Кровь.

Кровь Дины.

Нет. Она не хотела этого. Это не она. Но тело… реагировало. Как хищник.

Рычание сорвалось с её горла — низкое, звериное.

Марко подскочил.

Стал между ней и дверью. За ней — их дочь.

— Алиса?! — голос сорвался. — Скажи, что с тобой?!

Она не могла. Только отвернулась. Закричала в подушку. Сцепила зубы. Заставила тело подчиниться.

Проснулась поздно. Палата пустая, но воздух — звенит.

Марко сидел в кресле у окна. Бледный. С запавшими глазами. Дина — у него на руках.

Он не выпускал её ни на минуту.

— Я… не помню, — прошептала Алиса.

Он поднял на неё глаза.

— А я помню.

Пауза. Долгая.

— Ты… почти набросилась на неё.

— Нет… Я не… — голос дрогнул. — Я не могла…

— Я не знаю, что с тобой происходит, Алиса.

Но я узнаю.

Он поднялся. Плотнее прижал к себе Дину.

И вышел.

Алиса осталась одна.

С кроватью, пропитанной потом, страхом и болью.

И с ощущением, что в ней что-то пробудилось. Ненужное. Опасное.

Глава 18. Волки в снегу

Владимир Сергеевич сидел за дубовым столом в своём кабинете. Зимой его особняк под Москвой был особенно молчалив: только треск камина да отдалённое шуршание бумаги, когда он перелистывал свежие отчёты.

Всё шло по плану: поставки — под контролем, силовики на поводке, оппоненты или куплены, или закопаны. Но за каждым пунктом в голове мелькала одна мысль. Один образ.

Алиса.

Он сжал в руке тонкую папку — последнюю сводку от людей в Сицилии. Фото, перечень контактов, движения. Всё вроде бы ровно. Но между строк… тревога.

— Что с ней делает этот сицилийский мальчишка… — пробормотал он сквозь зубы.

Он не проиграл дочь. Он пожертвовал. Он дал ей шанс на исправление, на переосмысление. Её тогдашняя жизнь была набором ошибок: вечеринки, наркотики, сомнительные связи, агрессия, презрение к фамилии.

Его фамилии. Его крови.

Когда он отправлял Алису к Марко Россо, он верил: строгий парень из уважаемой семьи справится. Под присмотром старших, в рамках традиций. Приведёт её в чувство.

Он рассчитывал, что она вернётся. Другой.

Но всё вышло иначе.

Сначала — тишина. Потом — слухи.

А теперь — второй ребёнок.

И фамилия Россо, шипящая в каждом докладе, как змея.

Он подошёл к окну. За стеклом падал плотный снег. Он ложился на мраморную лестницу, на бронзовых львов у входа, на вековые сосны. Превращал всё в белое полотно. Красиво.

Обманчиво.

Под снегом, как и всегда в России, скрывалась грязь.

Владимир провёл пальцами по стеклу.

— Она моя дочь. И я сам её верну, — сказал он вслух.

Позади, в тени книжного шкафа, оторвался от стены человек. В пальто, в тени, с лицом, которое вряд ли запомнишь с первого раза.

Но именно он был в курсе всего.

В Сицилии, в Цюрихе, в каждом переходе между мирами.

— Конечно, Вова, — хрипло ответил он. — Я за Алиску кому угодно… хоть в ад.

Владимир не обернулся. Только чуть склонил голову.

— Тогда смотри. И не моргай. Она изменилась. Что-то внутри… проснулось.

— Заметно, — кивнул человек. — Они не прячутся.

Молчание повисло в комнате. Где-то в углу щёлкнуло полено.

Владимир подлил себе виски. Лёд треснул в бокале.

— Никто не выходит из семьи, — сказал он тихо. — Даже если забыл, кто он.

— Или стал кем-то другим, — добавил тень.

— Тем более. Волк может сбиться с пути, но он всё равно волк.

Он развернулся.

— Следи. Не вмешивайся. Пока.

— А если её сила — не от нас?

— Тогда мы все в большом дерьме, — ответил Владимир с мрачной усмешкой. — И придётся начать войну с тем, чего не понимаем.

Глава 19. Старый друг

Поздний вечер. Вилла Россо.

Сицилийский ветер шевелил белые занавеси на балконе, впуская в комнату запах моря и грядущей грозы. Дом спал в полумраке, будто затаился, прислушиваясь.

Алиса лежала на диване в гостиной, укутавшись в мягкий плед, но ощущала каждую нить ткани, как наждачную бумагу. Её кожа стала чувствительной, как у змеи в новой шкуре. Всё раздражало: свет, тиканье часов, дыхание Марко за стенкой. Даже собственное сердце.

На втором этаже спали дети. Дёма — тихо, с привычным посапыванием. Дина — еле слышно, но её присутствие было отчётливым, как жар в груди.

Пять суток после родов — и всё вокруг Алисы будто стало слишком живым. Люди звучали. Деревья дышали. А она слушала.

Марко не спал. Он сидел на краю кровати в их спальне, просматривая уже третий подряд отчёт врача из Рима. Внутри у него всё скреблось. Что-то с Алисой было не так. Не просто послеродовая слабость. Не усталость. Не депрессия.

Голод. Животный. Иной. Не её.

Он отложил бумаги, потянулся за пистолетом. Вдруг — скрип. Равномерный. Машина на гравии.

Он резко встал, сжав оружие.

И тут — голос из-за двери:

— Тихо-тихо, стрелок. Опусти железо, не позорь семью. Это я. Свой.

Марко