Клятва на крови - Дарья Лобанова

открыл. На пороге стоял мужчина — слегка сутулый, в потрёпанном кожаном плаще, с сигаретой на полусогнутом пальце и прищуром человека, пережившего слишком многое. В руках — старый армейский рюкзак и видавший виды чемодан.

— Так ты и есть Марко Россо. А я — Лёня. Тот самый, которого даже сицилийцы боятся. Не потому что страшный, а потому что предсказуемый только на кладбище. Хотя, если честно, я по натуре человек мирный. Ну… почти.

Он прошёл внутрь, не спрашивая разрешения. Оставил после себя запах табака, дикой мяты и московского снега.

Минутой позже — уже сидел у ног Алисы, сложив ладони на коленях.

— Белая ты, как стена в морге, — произнёс он без насмешки. — А глаза… будто не здесь. Где ты, Алиска?

— Живу, — выдавила она хрипло.

Он кивнул, затянулся:

— А я вот, как видишь, всё ещё ползаю. Твой батя прислал. Сказал: “Проверь, как она. Если этот итальянец заигрался — обломай. Аккуратно.” Ну, а я же добрый. Пока.

Марко стоял рядом, напряжённый как тетива. Лёня бросил на него косой взгляд, усмехнулся:

— Расслабься, кукольник. У тебя на лице всё написано: «один шаг — и стреляю». А если бы я хотел вам зла — ты бы меня уже не видел.

Он сделал глоток из фляги, лицо его чуть расслабилось.

— Ты её любишь, — кивнул Лёня. — Видно. Уважаю. Но запомни: в ней теперь есть кое-что, чего ты, Россо, не поймёшь до конца никогда. И если начнёшь копать глубже, чем надо — закопаешь сам себя.

Марко стиснул зубы.

— Что ты хочешь?

— Миру. На пару дней. Дай девчонке очухаться. А себе — научиться дышать без паранойи. И да, — он кивнул на окна, — ваши охранники хреновые. Я прошёл через всю территорию, как сквозь суп.

Алиса вдруг улыбнулась. Слабо, но по-настоящему.

Лёня заметил это и вдруг стал другим. Тише. Мягче. Почти родным.

— А ты… не бойся себя, Алиса. Что бы это в тебе ни было — это теперь часть тебя. Не ты выбрала путь. Но ты можешь выбрать, кем станешь. Проклятием или силой.

Он поднялся. Подошёл к Марко. Наклонился. Его голос стал почти шёпотом:

— Не ломай её. Она уже однажды почти развалилась. Ещё раз — и никто не соберёт. Даже ты. Даже она сама.

Марко кивнул. Медленно. Как человек, принявший предупреждение.

Лёня похлопал его по плечу, как старый товарищ:

— Через два дня — улечу. Но ты понял: я всегда рядом. Даже когда меня нет.

Он вышел. Дверь не скрипнула — будто знал, где смазать.

А в воздухе осталась тяжесть. И правда.

Марко подошёл к Алисе. Она уже спала. Глубоко. Тихо.

Он склонился, поцеловал её в лоб и прошептал:

— Я тебя не потеряю. Даже если придётся стать тем, кем не хочу быть. Ради тебя. Ради нас.

А за окном ветер подхватил первые капли дождя.

И ночь, как всегда, начала играть в молчанку.

Глава 20. Лёня

Москва. Январь. 1996.

Пахло мокрым асфальтом, бензином и чужой кровью. Снег шёл мелкий, липкий — налипал на ресницы, на воротник дешёвой куртки, на рану у виска.

В подворотне у клуба «Зарево» лежал парень. Костлявый, с расквашенной губой и яростью в глазах. Рядом — следы борьбы: слякоть, распластанный кастет, валенок без пары. Он только что отбился от троих. За что?

За территорию. За имя. За то, чтобы не называли “псиной” при всех.

Его звали Владимир. Тогда — просто Вова. Ему не было и двадцати двух. Но в глазах уже жили пепел и гнев.

Из темноты шагнул парень с прищуром и характерной смешливой складкой у губ. Очков не было — недавно отказался: били в лицо слишком часто.

— Живой? — лениво поинтересовался он, пнув ногой грязный кастет.

— А ты кто? — прохрипел Владимир.

— Лёня. Студент с физфака. Смотрел, как ты лупил их всех. Неуклюже, но с душой. Думал, что ты сдохнешь. А ты — гляди. Настырный. Не люблю таких… но ты вроде — с потенциалом.

Он подал руку. Без пафоса. И Владимир, стиснув зубы, принял её. С того дня — не отпустил.

Позже, через годы.

Один стал кулаком, другой — мозгом. Владимир вспыхивал, ломал, не терпел. Лёня — сдерживал, просчитывал, возвращал его обратно на землю. Они строили империю: без наркотиков, но с оружием, связями, «крышами» и контрабандой.

“Дьяков — страшен, когда молчит. А если рядом стоит его друг и правя рука - Лёня — будет или без крови, или очень быстро,” — шептали на улицах.

Они вместе прошли всё. И выжили. Пока однажды не случилось то, что не укладывалось в уличные понятия.

Марина. Жена Дьякова. Мать Алисы. Она просто ушла. Без скандала. Без предисловий. Сложила вещи и исчезла.

Алисе тогда было шесть. Владимир был в ярости — не на неё. На себя. На то, что не смог сделать главное: сохранить дом.

Он стоял тогда в своём кабинете, сжимал стакан с водкой, дрожал от ярости.

— Если с девчонкой хоть что, — сказал он Лёне, глядя в стену, — ты рядом будешь. Понял?

— Понял, — ответил Лёня. Просто. Без лишних слов.

И он был.

Видел Алису на школьных спектаклях. Под видом случайного охранника на выпускном. Разговаривал с ней в парке, когда она гоняла на роликах, не подозревая, кто он.

Сидел в соседней машине, когда её отправляли на Сицилию. Курил и говорил себе: “Это просто временно. Она вернётся.”

Но она не вернулась.

Потому что в ней пробудилось нечто другое.

Теперь. Вилла Россо. Ночь.

На втором этаже спали двое детей. Под их веками мерцали сны. А внизу — женщина, в которой всё менялось. Уже не девочка с русской фамилией. Уже не дочь мафиози, а жена и мать.

Алиса.

Лёня наблюдал. Молча. Через прищур. Сигарета догорала в пальцах. Он чувствовал:

в этой крови проснулось нечто древнее. И её придётся защищать. Даже от неё самой.

Глава 21. Воспоминания

Сицилия. Настоящее.

Ночь. Комната погружена в полумрак. Где-то за стеной шелестит ветер, носится по склонам, рвёт тишину, словно ищет выход.

Алиса сидит в кресле-качалке, прижимая к себе спящую Дину. Гладит её по голове, смотрит в одну точку — в темноту перед собой, будто там что-то затаилось. Лёня уехал. А вместе с ним — и воспоминания, нахлынувшие