Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

двигаться дальше. Кто?! Кто?! Суки!!! Им не жить! Где взрослые? Где Оле? Перебирая руками по стене, теперь уже не только по причине слепоты, наткнулся на стул… Сглотнул… Не хочу… Не хочу знать! Хрустя стеклом, осторожно шагнул в сторòну кухни. В глубине дома раздался какой-то вздох, перешедший в низкий утробный вой. Омега? Хени или Дибо? Кто? Шарю. Не понять.

Шагаю и запинаюсь о ещё один труп. Рядом едва видимо светится тело Господина Ди. Умирает… Держится из последних сил…

— Котик… котик, не умирай, Ди, Ди… Это я…, - я протянул руки к коту. Он дёрнулся, поднял разбитую голову — я почувствовал кровь, и, упираясь передними лапами в пол, пополз ко мне, волоча задние ноги.

— Что здесь было? Покажи, не умирай, — шептал я, наклоняясь головой к коту. Он поднял большую голову вверх, навстречу мне. Кот — искусник-самоучка, кому скажи, не поверят, что так бывает, но вот нате вам.

Дотрòнувшись лбом до головы кота и пачкаясь в его крови я опять, теперь уже телепатически попросил кота показать, что произошло в доме. Путаясь в образах, он как мог, показал произошедшее. Вошли трое, перед этим пристукнули Бусю — валяется во дворе и уже занесена снегом. Господин Ди, почувствовав неладное, молча кинулся на одного из вошедших, изловчившись, разодрал до кости лицо, выдрав глаз, тот завыл (страшнее кошки зверя нет и это самая настоящая правда!). Извернулся, отскочил, оставшиеся двое рассыпались по дому. Вскрик Хени из швейной мастерской. Грохот летящей на пол посуды на кухне. Кот снова бросился на ещё одного. Вцепился в шею сзади, перекусывая сонную артерию, зубами почти в полмизинца длиной (кот был очень крупный). Пока Ди грыз второго, третий чем-то ударил его (чем кот не видел), перебил спину и раскроил голову. Потом этот оставшийся дорезал детей (всех!), под руки поднял воющего драного и они вышли.

— Покажи мне их, котик, покажи, — молил я кота, скрючившись над ним.

Показал, показал, как смог и как видел.

Я разогнулся, выдохнул и опустил руки, державшие голову кота. Господин Ди умирал, выполнив свой последний долг. Нет, ещё одно. Он просит…

Что? Где? Там? Да… Хорошо. Заберу…

Кот! Может быть ты со мной? Я могу…

Нет? Ладно… Прощай…

Кот дёрнулся в моих руках и затих. Всё…

Слёз не было, даже если бы я захотел — слёзные железы отсутствовали. Не выпуская тело кота из рук, я закинул голову вверх и завыл. Завыл от горя, безысходности. Сила великая, за что, почему! Ведь все! Все, кто был рядом со мной, гибли…

Опять вспомнил — Янка, Оле, Лило, Шиарре (о, Жоржетта!), Листерин, теперь вот Хени и Дибо, Анели, Герт… Оле — смелый мальчик… Десять! Десять их у меня было!

Я поднял руки с растопыренными пальцами перед собой… Вот они! Все десять!

А-а-а! Не могу! Схватил пальцами своё лицо, смял повязку…

Суки! Разорву! В глазницах полыхнуло жёлтым…

Вдохнул. Выдохнул. Вроде бы успокоился, но в груди поселился какой-то ледяной шарик.

Скорее! Времени у меня не много — уже вижу глазами. Я мельком оглядел разорённый дом, увидел Хени, лежащего вниз лицом на полу швейной, на спине расплылось кровавое пятно. Дибо на полу на кухне, с обсыпанным мукой лицом и истыканным ножом животом. Оле в спальне, он и тут отличился — раны на руках и обломанные ногти, видно сопротивлялся, перерезано горло. Мелких уничтожали походя — тычок в грудь и готово.

Подобрал обрòненные рукавицы, выскочил через заднюю дверь в дровяной сарай, лихорадочно скинул тулуп, сапоги, штаны, кофту. Трусы и рубашку не успел — демоническая трансформация разорвала на мне одежду в клочья. Вздохнул, раздувая ноздри. Не выходя из сарая, окинул резко обрётшей дальность и чёткость телеметрией окружающую местность — никто в сторòну дома омег не смотрит, вышел, и пока ещё есть энергия, рванул вверх, раскрывая крылья.

Глава XXXV

Начальник городской стражи корòнного города и владения Майнау Отто фон Эстельфельд сидел и разбирался с отчётом, что представил ему по окончании декады Герхард, кастелян стражи.

— Сена куплено двадцать мальтеров по 1 крейцеру и три геллера за мальтер…, - вчитывался начальник стражи в неразборчивые записи снабженца, — однако…

— Сукна синего для господ офицеров на камзолы сорок элле по десяти крейцеров два геллера за элле, сукна красного на обшлага и выпушки для господ офицеров 22 элле по 12 крейцеров…, - продолжал разбирать каракули господин Отто.

Герхард стоял в кабинете начальника стражи, тяжко вздыхал, переминался с ноги на ногу и оглядывал стены, шкафы с книгами — начальник был любителем почитать на досуге. Хотя досуга этого практически не было. Стол Отто фон Эстельфельда стоял в простенке между двух окон, выходивших во внутренний двор кордегардии, тусклый зимний свет лился в них — зажигать световые шарики было ещё рано.

— Скажи мне, Герхард, где это видано, чтобы сено стоило по 1 крейцеру и три геллера? — оторвался от записей подчинённого начальник.

Герхард скорбно вздохнул, потупился и пробормотал:

— Так это… господин начальник… оно так… Зима, крестьяне дорожатся. Да вы сами посмотрите…, - он поднял голову и честным взглядом посмотрел на начальника стражи.

— Ты ещё скажи, что летом был неурожай на сено, — хмыкнул начальник.

— Вы как в воду глядите, господин начальник… Как в воду… Покарай меня Сила если я вру… ваша правда, неурожай. Всё ведь погнило… Всё-ё, — вдруг тонким бабьим голосом подтвердил Герхард.

— Да?… — притворно поразился начальник стражи.

В приёмной послышался шум, что-то упало на пол. В кабинет, не спрашивая разрешения, ворвался секретарь начальника, — один из отслуживших своё воинов-альф, подсунувшись к уху господина Отто, пошептал многозначительным шёпотом.

Отто побледнел. Выдохнул, вдохнул. Привстал за столом, снова сел. Быстро поднявшись прошёл к выходу мимо побледневшего Герхарда. Остановился. Обернулся и сказал, схватив кастеляна за грудки одной рукой:

— Сено поставишь всё в полном объёме. Цена вполовину…

Бросил рубашку Герхарда и быстрым шагом помчался вон из кордегардии.

— Кормилец… Да как же?.. Да где?… — выдохнул опавший лицом Герхард, сунувшись следом за начальником стражи.

— Запорю…, - услышал он в ответ, — в кандалах сгниёшь.

Окликнув подчинённых Отто фон Эстельфельд, вскочил на подведённого коня, вытянул его нагайкой по крупу и помчался в распахнутые по случаю дневного времени ворота кордегардии по заснеженным улицам Майнау. Четыре всадника спешили за ним. А сержанты стали окликивать свободных от несения службы стражников и они, гремя железом, спешно строились и выходили за ворота.

— Ребята…, что случилось? Ребята…, - теребил за рукава стражников Герхард.

— Отстань! Убийство