Невозможная хозяйка таверны «Драный кот» - Йона Корппи

второй план, когда Хокон наклонился для первого поцелуя как мужа и жены. В этом поцелуе не было ничего от церемониальной строгости — только нежность, страсть и обещание вечности. Я прильнула к нему, чувствуя, как его сердце бьётся в такт с моим, как его руки крепче сжимают мою талию, словно он всё ещё не верит, что я действительно принадлежу ему.

Когда мы разомкнули объятия, Харальд объявил нас мужем и женой перед богами и людьми. Серебряные браслеты на наших запястьях вспыхнули последний раз, скрепляя союз, благословлённый самим Локи — равный брак смертной и бессмертного, не имевший аналогов в истории Шэн-Хейма.

…

После церемонии Шао и Чендлер, обменявшись многозначительными взглядами, исчезли первыми. Отец обнял меня на прощание и негромко сказал что-то Хокону, от чего мой теперь уже муж кивнул с почтительной серьёзностью. Харальд задержался лишь для того, чтобы убедиться, что все священные символы погасли, и тоже покинул нас.

Мы остались одни, и внезапно я ощутила странную робость.

— О чём думаешь? — тихо спросил Хокон, бережно поправляя выбившуюся прядь моих волос.

— О том, что наш путь к этому моменту был довольно долгим, — прошептала я, позволяя себе утонуть в льдисто-серых глазах моего мужа.

Хокон взял меня за руку, и серебряные браслеты на наших запястьях едва заметно засветились.

— И о том, что теперь у нас вечность впереди, — добавил он, улыбнувшись.

Тёплая волна разлилась по телу, когда Хокон наклонился и мягко коснулся моих губ. В этот раз его поцелуй был особенно неторопливым, словно всё время мира действительно теперь принадлежит нам.

Когда Хокон отстранился, в его глазах плескалось опасное тёмное пламя, которое больше не пугало.

— Позволишь? — спросил он, одним плавным движением подхватив меня на руки.

Я кивнула и обвила его шею руками, наслаждаясь ощущением безопасности и правильности происходящего.

Вместо того чтобы направиться к двери, Хокон шагнул в центр зала и призвал духовный меч. Мгновение — и мы уже поднимались в воздух, сквозь открытые своды церемониального зала.

Пролетая над крышами Исфьорда, я крепче прижалась к Хокону. Серебристый свет луны окутывал нас, а весенний ветер играл с длинными шёлковыми лентами моего свадебного наряда.

Мы влетели в комнату через распахнутое витражное окно. Массивные балки с искусной резьбой под потолком отбрасывали причудливые тени, а защитные руны на стенах мягко светились, откликаясь на наше присутствие. В воздухе витал тонкий аромат горного жасмина и северных трав.

Когда Хокон опустил меня на ноги, я почувствовала, как подгибаются колени от волнения. Заклинатель бережно расстегнул застёжки моего церемониального плаща, и тяжёлый алый шёлк мягко соскользнул к ногам. Его глаза, почти чёрные от желания, не отрывались от моего лица, словно он всё ещё не верил, что я действительно принадлежу ему, а он мне.

— Я так долго искал путь к тебе, — прошептал Хокон, его пальцы невесомо скользнули по моей щеке. — Слишком много времени упущено.

— Что ж, — я нашла в себе силы улыбнуться, несмотря на бешено колотящееся сердце. — Лучше поздно, чем никогда?

Впервые мы были по-настоящему наедине. Не было ни притворства, ни масок, ни преград — только мы вдвоём.

Его руки скользнули по моим плечам, оставляя за собой дорожку мурашек. Хокон смотрел на меня так, словно я была самым драгоценным сокровищем во всех мирах. В этом взгляде читалось столько всего — восхищение, нежность, желание и что-то более глубокое, чему я не могла найти названия.

— Ты сияешь, — прошептал он, осторожно снимая с моих волос серебряный венец. — Как первый снег на рассвете.

Его пальцы медленно высвобождали одну за другой золотые шпильки, и мои волосы плавно рассыпались по плечам. Каждое его движение было наполнено таким трепетом, что перехватывало дыхание.

— Волнуешься? — заметил Хокон, когда мои пальцы неловко коснулись застежек его церемониального одеяния.

— Немного, — признала я, чувствуя, как щёки заливает румянец. — Всё так… реально.

Хокон взял мои руки в свои и поднес к губам, целуя каждый палец. Его прикосновения были бережными, но в глазах плескалось едва сдерживаемое пламя, способное в любой момент вырваться на свободу.

— Позволь мне, — тихо сказал он.

В одно мгновение он освободился от одежды, и я затаила дыхание, любуясь его безупречным телом — широкие плечи, рельефная грудь, узкая талия. В лунном свете, проникающем через витражное окно, его кожа казалась высеченной из мрамора.

Хокон медленно подошел ко мне, и его рука невесомо коснулась моей щеки. Этот простой и знакомый жест был настолько бережным, что внутри разлилось тягучее, сладкое чувство. Я сама потянулась к нему и почувствовала, как Хокон улыбается в поцелуй.

— Моя жена, — прошептал он мне в губы, и от этих слов перехватило дыхание. — Моя Вивека.

Его руки скользнули к шнуровке моего платья, и я почувствовала, как она постепенно поддается. Хокон не торопился, словно наслаждаясь каждым мгновением.

Когда платье соскользнуло к моим ногам, я инстинктивно прикрылась.

— Не нужно, — тихо сказал Хокон, отводя мои руки. — Ты прекрасна.

Очередной поцелуй был уже не таким сдержанным. Я чувствовала, как его дыхание становится прерывистым, как пальцы обжигающе скользят по коже.

Не разрывая поцелуя, Хокон подхватил меня на руки и опустил на шелковые покрывала.

Мир словно замедлился. Лунный свет, пробивающийся сквозь витражи, окрашивал его кожу мягкими оттенками серебра. Хокон навис надо мной, и его волосы, разметавшиеся по плечам, создавали занавес, отгораживающий нас от всего мира.

Его невесомые поцелуи коснулись моего виска, скользнули к скуле, прошлись по линии подбородка. Эта неспешная ласка была наполнена таким благоговением, что сердце замирало от нежности. Когда прикосновения губ опустились к шее, я невольно запрокинула голову.

Руки Хокона скользили по моему телу, словно изучая каждый изгиб, каждую линию. В его прикосновениях чувствовался контраст — они были одновременно уверенными и бережными, страстными и невесомыми. Пальцы заклинателя чуть подрагивали, выдавая, насколько сильно ему приходилось сдерживаться.

— Ты прекрасна, — хрипло произнёс он, оторвавшись на мгновение, чтобы посмотреть мне в глаза.

Я подняла руку и коснулась его щеки. Хокон прильнул к моей ладони, как истосковавшийся по ласке зверь, и я забыла о смущении и неуверенности.

Его губы вернулись к моим в поцелуе, который уже не был ни нежным, ни сдержанным. Его настойчивость заставила низ живота скрутиться в тугой узел предвкушения. Я отвечала с не меньшим жаром, наслаждаясь приглушённым стоном, сорвавшимся с его губ.

Постепенно поцелуи Хокона опускались ниже,