В Рождество звезды светят ярче - Софи Жомен

чопорности и холодности своей матери, как и к ее плохо завуалированным упрекам, Алекс чувствует тем не менее приступ раздражения. Как ни обещал он себе сохранять хорошую мину, последние два дня были слишком уж богаты противоречивыми эмоциями. Он кладет ложку и спрашивает более сухим тоном, чем собирался:

– Чему нам не придется удивляться, мама?

Сидящая напротив его Стефани пытается вмешаться:

– Не стоит, Алекс.

Но молодой человек недооценил собственное раздражение и теперь делает вид, что не замечает умоляющие взгляды сестры.

– Нет, мне правда интересно! Что вы хотели сказать об этой ребятне, мама? Чему нам не следует удивляться?

Алекс спохватывается, что задал вопрос повышенным тоном, только когда видит расширенные глаза Луи и Клементины. Тогда он встает и подзывает Андре. Запыхавшийся слуга прибегает спустя минуту.

– Месье Александр?

Алекс достает бумажник и дает слуге две купюры и ключи от машины.

– Будьте так добры, Андре, возьмите мою машину и отвезите Луи и Клементину в «Макдональдс». Купите им то, что они захотят, и себе заодно. Потому что ваш суп из цикория, уж извините, лезет у меня из ноздрей!

Он поворачивается к сестре.

– Прости, Стефани, я не спросил твоего согласия.

Сестра ошеломлена, но в ее глазах читается восхищение.

– Конечно, конечно… – бормочет она. – Хорошенько застегните пальтишки, дети.

Блондинчик и блондиночка с радостными криками вскакивают из-за стола и прыгают вокруг Андре, уже предвкушающего жирный двойной гамбургер.

После их ухода Алекс снова садится, отодвигает тарелку, к которой почти не прикоснулся, и пристально смотрит на мать.

– На чем мы остановились?

Эмильена, известная гордячка, сохраняет достоинство несмотря на сыновий вызов.

– Ты отлично понял, что я имела в виду, Александр…

Она кладет морщинистую ладонь на руку дочери.

– Стефани, ты знаешь, что я тебя люблю и что всегда буду защищать тебя и твоих детей, но ты знаешь и то, что я считаю эту ситуацию неподходящей для них.

Стефани теребит свою салфетку побелевшими пальцами, чтобы сохранить спокойствие. Вечно одно и то же.

Вместо нее высказывает свое возмущение Алекс:

– Как ты смеешь, мама? Стефани – самая любящая и внимательная мать, какую я только знаю!

Эмильена Артман принимает обвинение, не моргнув глазом.

– Я не ставлю под вопрос твою любовь к Луи и Клементине, Стефани. Но согласись, что…

– Хватит, мама, я поняла!

По щекам молодой женщины уже текут слезы, оставляя борозды в слое пудры.

Алекс огорчен происходящим. С самого детства его младшая сестра отличалась непокорным, богемным, артистическим нравом, чем приводила в восторг отца и в уныние – мать. После учебы в Школе изобразительных искусств она решила зарабатывать на жизнь скульптурой, отказалась от семейной опеки, меняла низкооплачиваемые места работы, нигде не задерживаясь. Она выставляет свои произведения там и сям, живет сегодняшним днем и не задумывается о будущем.

Несколько лет она жила с голландским художником, который то появлялся, то исчезал и оставил ей Клементину и Луи, два прекраснейших своих шедевра.

Как-то вечером, проходя мимо галереи, где выставлялись ее скульптуры, она увидела со спины знакомый силуэт. Войдя туда с комком в горле, она оказалась лицом к лицу со своим отцом.

Тот произнес со слезами на глазах простые слова:

«Это великолепно, доченька, я так тобой горжусь!»

Гораздо позже она узнала, что в тот вечер Жорж Артман приобрел все до одной ее работы, все на разные имена. Он сделал это не для того, чтобы помочь дочери финансово, а от восторга перед ее талантом.

Их мать не разделяла, увы, энтузиазма своего мужа. Не то что она ни во что не ставит творчество дочери, просто она не принимает ее статус матери-одиночки, непризнанной художницы, окруженной оборванцами.

– Послушай, Стефани, все, чего я хочу, – благополучия для тебя и для твоих детей. Ты никогда не знаешь, как будешь сводить концы с концами, половину времени ты вынуждена держать детей здесь. Другую половину времени ты перебиваешься случайными заработками, сама рассуди, как еще я могу к этому относиться? Почему ты отказываешься ко мне прислушаться? Я могу шепнуть словечко директрисе коллежа Сакре-Кёр, слыхала, там ищут преподавательницу пластических искусств. Это была бы стабильная работа.

Стефани утирает слезы, встает и отвечает:

– Я пойду прилягу, мама. Спасибо за «Макдональдс» для детей, Алекс, люблю тебя.

Она покидает гостиную, оставляя мать и брата наедине.

Эмильену покинула спесь, ее плечи опали, стал вдруг виден груз лет, она больше не скрывает мучащие ее противоречия. Она тоже встает и произносит со всем еще оставшимся у нее достоинством:

– Раз за столом никого не осталось, я тоже пойду прилягу. Спасибо за все, Александр.

– Мама, я…

– Не надо продолжать, сын мой, думаю, ты достаточно сделал на сегодня.

Алекс Артман остается один в огромной комнате, согреть которую не в силах даже огромный камин. Он задумчиво встает, подходит к резному деревянному комоду, на котором расставлены семейные фотографии в серебряных рамках, берет одну, свою любимую, вглядывается в нее. Снимок сделан летом, в саду, под огромной плакучей ивой. Сестре и ему на ней соответственно шесть и шестнадцать лет. Стефани держит у себя под носом кончик светлой пряди волос, изображая галльские усы, Алекс воинственно выпячивает грудь, их мать натянуто улыбается, отец держит обоих детей за плечи, щурится, на ушах у него висит по вишне…

Как же ему не хватает отца!

При всей своей чопорности, при всей требовательности к детям, Эмильена Артман всегда была хорошей матерью, заботилась о будущем своих детей и внуков. Но аристократическое воспитание навсегда наградило ее почти паталогической сдержанностью. Ему и его сестре всегда не хватало материнской любви. Отец требовал, чтобы дети обращались к нему на «ты», не жалел проявлений чувств и сыпал шутками, порой рискованными. Другое дело Эмильена, культивировавшая выдержку и соблюдение дистанции. Если Алекс и Стефани никогда не обращались к ней церемонным словом «матушка», то только потому, что их отец был категорически против этого.

Если верно, что противоположности сходятся, то эта пара, Эмильена и Жорж Артман, были созданы для того, чтобы не расставаться, настолько разными были их характеры.

Алекс гладит фотографию, с нежностью смотрит на младшую сестру. Скоропостижный уход их отца – это трагедия, особенно для нее. Стефани и отец были так близки… Будущее Алекса никогда не вызывало сомнений, его ждали коммерческие училища, потом полученное в Лондоне звание магистра делового администрирования, но всегда, когда речь заходила о Стефани, их отец всегда воевал с матерью, самоотверженно отстаивал жизненный выбор дочери, рискуя долгими размолвками с супругой.

В этот вечер на Алекса наваливается груз ответственности за семью, пришел его черед