Аллегория радужной форели - Мари-Кристин Шартье

завтракать — я со вчерашним макияжем, с помятыми волосами, и он с тайным сиянием на лице, как у всех парней, одержавших накануне победу… Я немножко даже верю, что и правда собирался, но в то же время надеюсь, что все-таки нет. Да, потому что так я выгляжу не такой «гадкой» в собственных глазах; и нет, потому что я все-таки не настолько эмоциональная пофигистка, чтобы не бояться разочаровать другого человека.

Так или иначе, но мне удалось сделать вид, что я сплю, и позволить ласкать мне спину с нежностью, неожиданной для партнера на одну ночь.

И надо отдать должное Джордану, он оказался в точности таким, как писал: одновременно вежливым и диким. Это не был лучший секс в моей жизни, но, если бы не полное отсутствие чувств, мог бы быть. Джордан оказался настоящим джентльменом, который знал подход к девушкам, но любви не было — для нее нужно время, а я его дать не готова.

В «Убере» я обнаружила два пропущенных звонка от Макса, и внезапно у меня навернулись слезы. Я списала их на влияние алкоголя, хотя к тому моменту уже начала трезветь. Убрала телефон в сумочку. Но теперь я хотя бы не ощущала больше ни рук Макса, ни его запаха повсюду. Все было очень странно, как будто я стала кем-то другим, незнакомым. Рациональная часть меня пришла на помощь: Макс мне никто, он не мой парень, и я не должна чувствовать себя виноватой. У меня полное право наслаждаться кайфом, который принесли мне кожа и член Джордана. Я понимаю: это звучит грубо, и мне не нравится формулировка. Это был чистый секс ради секса, и совершенно не нужно приукрашивать, делать вид, что это не просто способ получить порцию адреналина, чтобы забыть все, что меня мучает. Проблема в том, что, как правило, это все никогда не длится достаточно долго, этот экстаз от секса, поцелуи не дают забвения. Подобный секс как успокаивающая мазь: снимает зуд, но не лечит болезнь, проникшую глубоко.

А моя болезнь — это Макс. И она пустила корни так глубоко, что я никогда не смогу ее вылечить.

Макс

Я изменил своей бывшей лишь один раз. Я ненавижу вспоминать об этом и себя за это ненавижу. Когда это случилось, между мной и Флоранс уже давно все было не очень. Впрочем, если подумать, я не знаю, было ли когда-нибудь между нами «очень». Мы познакомились на последнем курсе. Она училась на связях с общественностью, как и я. И будет враньем, если я скажу, что меня привлек ее ум. Фло была настоящей роковой женщиной. Она недавно приехала из Франции и завоевывала сердца и тела всех парней на кампусе. Для меня она стала вызовом.

В первый же день моего последнего года в универе, едва войдя в аудиторию, я увидел ее. Она сидела на первом ряду, аккуратно положив тетрадку на парту и терпеливо ожидая начала занятий. Ей было плевать на парней, пытавшихся спрятать свое возбуждение под слишком маленькими партами. Справа и слева от нее было свободно. Ее красота почти пугала, и она прекрасно осознавала производимый ею эффект. Понимала, что на нее все смотрят. Я улыбнулся про себя и твердо решил это изменить.

Без колебаний я подошел и уселся рядом. Я не поздоровался и начал переписываться с другой девушкой, так чтобы она увидела, что я пишу, когда глаза ее машинально бы уткнулись в мой телефон — так всегда бывает, когда сидишь рядом. Я почувствовал на себе ее заинтересованный взгляд, она несколько раз посмотрела на меня, но я сделал вид, что не заметил. Не посмотрел на нее ни разу. Я отлично выучил этот прием еще во времена Стефани.

Подготовительный период продлился три недели, из расчета лекция дважды в неделю. Я заметил, что по понедельникам она приходила со стаканчиком латте, а по средам без. Однажды в среду я пришел с латте в руке. Не говоря ни слова, я поставил стаканчик с кофе прямо перед ней и снова увлекся телефоном. Я думаю, ей пришлось подбирать челюсть с пола — так она была поражена. А в следующий понедельник она принесла мне кофе. На стаканчике был написан ее номер. Мы отправились вместе выпить — она оказалась намного круче, чем я предполагал. Я был приятно удивлен тем, что самое прекрасное в ней скрывалось от людских глаз, и не заметил даже, как пролетел вечер.

В тот первый вечер мы даже не поцеловались. Я проводил ее до дома, хотя она жила довольно далеко от меня. Она наклонилась, не сводя с меня взгляда из-под длинных ресниц. Я уже был готов сдаться, но смог удержаться в последний момент, поцеловал в щечку и ушел. И поблагодарил силы небесные за прошлый опыт, поскольку спустя пару минут после моего ухода она написала:

Флоранс:

Я думала, что ты меня поцелуешь. Я немного разочарована.

Макс:

Ты думала, я такой доступный? Я почти оскорблен.

Флоранс:

Доступный, конечно. Ты думаешь, мы недостаточно возбудились?

Макс:

О нет. Это только начало.

Мы переспали две недели спустя. Было довольно эпично.

Из всех девушек, с которыми я имел дело, Флоранс была той, ради которой я приложил больше всего усилий. Поэтому мне казалось логичным удерживать ее возле себя. К тому же она была красивее всех на курсе. У меня не было причин искать кого-то еще. Но я никогда ее не любил по-настоящему. Я был к ней привязан, я ее хотел, но наши отношения научили меня отличать любовь от желания. Мы полагаем, что это просто, однако это намного труднее, чем кажется. Желание взаимозаменяемо, универсально. Хотеть можно нескольких девушек одновременно, но любить можно лишь одну. Вероятно, существуют люди, которые могут, но я не из их числа. Я не мог бы изменить любимой, хотя той, которую просто хочу, — вполне.

Что я, впрочем, и сделал. Всего один раз. Вот черт, ведь я ненавижу это, быть этаким мачо. Парнем, предавшим свою девушку. А если совсем по-честному — меня мучает, что Кам до сих пор об этом не знает.

Это идиотизм, правда? У меня были сотни возможностей рассказать ей правду, мы обсуждали эту тему — не моей верности, а верности вообще — так часто, что не сосчитать. Я знаю, что Кам уже пережила измену, и знаю, что это для нее верность очень важна. Я не