После развода не полюбим - Алсу Караева

— Магнезия. Расслабит матку, остановит схватки. Строго лежать, если что-то надо, то позвать медсестру. Вставать только в туалет. Полный покой.

Киваю послушно. Лишь бы сохранить малыша. Лишь бы он выжил.

Врач уходит. Медсестра задёргивает штору вокруг моей кровати, давая иллюзию приватности.

Лежу, смотрю в потолок. Рука на животе.

Через время схватки затихают, магнезия работает. Но страх не проходит.

Он здесь. Где-то в этом здании. Хайат. Возможно, на дежурстве. Возможно, в операционной. Возможно, уже знает, что я здесь.

Как я посмотрю ему в глаза? Что скажу?

За шторой слышу шепотки:

— Новенькую привезли. Видели?

— Ага. Говорят, бывшая жена доктора Алиева. Кардиохирурга с третьего этажа.

— Той, что он бросил ради молоденькой?

— Именно. А она, оказывается, беременна.

— От него?

— А от кого же ещё? Сроки сходятся.

— Интересно, он знает?

— Сомневаюсь. Вон какой шум в коридоре. Медсёстры уже всем растрепали.

Закрываю глаза, чувствуя, как горят щёки от стыда. Значит, уже все знают. Сплетни разлетаются со скоростью света.

Проходит час. Может, два. Схватки почти прошли. Капельница капает мерно, убаюкивающе. Начинаю проваливаться в дрёму.

И тут открывается дверь палаты. Шаги. Тяжёлые, уверенные, знакомые.

Штора отдёргивается резко.

Хайат стоит у моей кровати.

Высокий, широкоплечий, в белом докторском халате. Волосы слегка растрёпаны, словно он бежал. Лицо напряжённое. Глаза... его глаза смотрят на меня с таким выражением, которое я не могу определить. Шок? Гнев? Боль?

Смотрит на моё лицо. Потом опускает взгляд ниже. На мой живот под больничной простынёй. Задергивает штору обратно.

Молчание растягивается, становится невыносимым.

— Ты беременна, — говорит он наконец. Не вопрос. Утверждение. Голос глухой, сдавленный.

Не отвечаю. Что я могу сказать? Очевидное?

— От меня? — спрашивает он, делая шаг ближе. Руки сжаты в кулаки.

Молчу. Смотрю в сторону, на окно, на темноту за стеклом. Только не на него. Только не в эти глаза.

— Камилла, я задал вопрос, — голос становится жёстче. Тот самый командный тон, которым он отдаёт распоряжения подчинённым. — Ребёнок мой?

— Нет, — лгу я, и слово вырывается само собой. — Не твой.

Вижу краем глаза, как он дёргается, словно я ударила его.

— Не мой? — переспрашивает он. — Тогда чей?

— Не твоё дело, — поворачиваюсь к нему, встречаю его взгляд. — Ты ушёл из моей жизни. У тебя своя семья. Не лезь в мою.

— Камилла...

— Уйди, — перебиваю я, и голос дрожит, но твёрдый. — Прошу тебя. Просто уйди.

Он стоит, смотрит на меня долго. В его глазах буря эмоций, которые я не могу разобрать. Потом резко разворачивается и выходит из палаты, не сказав больше ни слова.

Дверь закрывается. Я выдыхаю, не понимая, что задерживала дыхание.

За шторой снова шёпот:

— Видели? Он пришёл!

— И что она ему сказала?

— Не знаю, но он вышел такой... белый весь.

Закрываю глаза, чувствуя, как по щекам текут слёзы.

Почему он пришёл? Зачем? Что он хотел услышать?

Глава19

Хайат стоит в коридоре отделения патологии беременности, прислонившись спиной к холодной стене. Сердце колотится так, что больно в груди. Руки дрожат. Впервые за многие годы дрожат от чего-то, кроме усталости после многочасовой операции.

Камилла беременна.

От него.

Он это знает, несмотря на её отрицание. Знает с той же уверенностью, с какой ставит диагнозы пациентам. Сроки сходятся идеально. Шесть месяцев назад они ещё были вместе. Ещё делили постель, хотя он уже встречался с Рабией.

Воспоминание обжигает стыдом, который он немедленно подавляет. Нет времени на рефлексию. Нужно действовать.

Но что он чувствует?

Шок. Определённо шок. Когда медсестра из приёмного покоя позвонила ему и сказала: "Доктор Алиев, к нам поступила ваша бывшая жена. Беременна. Преждевременные схватки", — мир на мгновение перестал существовать.

Камилла. Беременна.

Первая мысль была иррациональной: "Она нашла кого-то другого. Так быстро". Ревность вспыхнула яркой вспышкой, прежде чем он успел её осознать.

Потом расчёт. Холодный, методичный. Шесть месяцев беременности. Развод семь месяцев назад. Математика проста и беспощадна.

Это его ребёнок.

И она скрывала.

Гнев поднимается волной, горячей и удушающей. Как она посмела? Как посмела скрывать от него собственного ребёнка? Это не просто обман — это преступление. Моральное, если не юридическое.

Он имел право знать. С самого начала.

Но под гневом что-то ещё. Что-то, чему он не хочет давать имя. Вина? Нет, не может быть вины. Он всё сделал правильно. Принял взвешенное решение. Выбрал будущее вместо прошлого.

Тогда почему так больно?

Хайат выпрямляется, расправляет плечи. Собирает себя по частям, как всегда делает перед сложной операцией. Эмоции в сторону. Сейчас нужна ясность ума.

Достаёт телефон, набирает внутренний номер отделения.

— Марьям Ахмедовна? Алиев. Пациентку Магомедову нужно перевести в отдельную палату. Лучшую, что есть. Я тоже буду ее наблюдать.

— Но, доктор Алиев, вы же кардиохирург...

— Я знаю, кто я, — обрывает он холодно. — Просто сделайте, что я сказал. Сейчас же.

Отключается, не дожидаясь ответа. Привычка командовать, привычка к беспрекословному подчинению. Так проще. Так понятнее.

Проходит час. Хайат стоит в ординаторской, делая вид, что изучает какие-то бумаги. На самом деле не видит ни строчки. Перед глазами лицо Камиллы. Бледное, с тенями под глазами. Округлившийся живот под больничной простынёй. Её взгляд, когда она сказала: "Не твой".

Ложь. Очевидная ложь.

Почему она лжёт? Чтобы ранить его? Или защитить себя?

Телефон вибрирует. Сообщение от Марьям Ахмедовны: "Пациентка переведена в палату 412. Состояние стабилизировалось".

Хайат встаёт, надевает халат. Проверяет своё отражение в зеркале в ординаторской. Лицо бесстрастное, профессиональное. Никто не догадается о буре внутри.

Идёт по коридору размеренным шагом. Не спешит. Хайат Алиев никогда не спешит. Он уверен в каждом своём движении.

Но у двери 412 останавливается. Рука зависает над ручкой.

Что он скажет ей? Как заставит признать правду?

Нужен план. Стратегия. Но впервые за много лет стратегии нет. Есть только смутное желание увидеть её. Услышать объяснение. Понять.

Понять что?

Толкает дверь.

Палата просторная, светлая. Одна кровать у окна. Камилла лежит, повернувшись к стене. Капельница капает мерно. В комнате пахнет антисептиком и чем-то ещё — страхом, может быть.

Он закрывает дверь за собой. Звук получается громче, чем планировал. Камилла вздрагивает, но не оборачивается.

— Я знаю, что это ты, — говорит она тихо, и в её голосе столько усталости, что что-то сжимается в